О правильной поклейке ярлычков,
часть 2
Александр Хайфиш
Итак, левые явления XX и XXI веков:
I.1. Официальная социал-демократия. Ответвлений в ней много, поэтому скажу в общем: если вас призывают к парламентской и профсоюзной борьбе, обещают благодаря этому добиться умеренного прогресса в рамках законности, а ещё просят вас делать то же самое в частном порядке в родном дворе и любимом подъезде, то это оно. Для образного представления о сути учения есть слова отца-основателя современной социал-демократии Эдуарда Бернштейна: «движение – всё, конечная цель [социализм] – ничто». Кстати, ругательство «ревизионизм» – это в общем случае о бернштейнианской социал-демократии: вы побыли марксистом, решили, что революция – это как-то злобно, радикально и антигуманно, а социализм – нереалистично, утопично и по-сектантски, пересмотрели («ревизовали») сущность марксистского учения, и теперь считаете нужным просто улучшать материальное положение рабочего или красить лавочки во дворе, а от классовой борьбы и революционных преобразований общегосударственных масштабов шарахаетесь как от чумы.
По деталям. Если дело происходит в современной Европе, то вы не отличите «левоцентристскую» социал-демократическую партию от «правоцентристской» консервативной; эти социал-демократы вам даже не пообещают пару копеечек на бедность подбросить, а залезть к вам в карман могут ещё и поглубже консерваторов. Если дело происходит в современной Латинской Америке, искомую пару копеек и немножко прочих социальных благ вам всё-таки дадут, но этим дело и ограничится. Латиноамериканский «розовый прилив» XXI века, включая боливарианство – это классическая социал-демократия с небольшой народнической и микроскопической госкаповской примесью. Если дело происходит в современной России, то вы будете долго думать, кто же пусть хоть краешком, но похож на социал-демократов – КПРФ или «Справедливая Россия». А когда вы устанете от этой парочки, вам услужливо преподнесут взамен «Движение за новый социализм». Если дело происходит в обобщённой послевоенной западноевропейской стране, вы как угнетённый трудящийся под мудрым руководством социал-демократов будете заниматься профсоюзной борьбой и выбивать гривенник себе и рубль – профсоюзному начальству, а может быть, даже сходите на какую-нибудь демонстрацию против ядерной войны; на дворе ведь эпоха относительного процветания, и буржуазное государство не возражает подбросить оный рубль вам и социал-демократу, а на перспективы ядерной войны и само смотрит с опаской. Если же дело происходит в Европе последних десятилетий XIX и первых десятилетий XX века, то социал-демократический тред-юнион внушительно напомнит вам, угнетённому рабочему, чтобы вы в политику не лезли и думали только о чуточку более справедливом разделе благ с хозяином предприятия; а если вы крутой большевик и хотите сделать народный фронт с социал-демократами во имя борьбы с буржуями и особенно фашистами, то социал-демократы быстро продадут вас на заклание буржуям и особенно фашистам за копеечку или же совершенно бесплатно, во имя сохранения вековечных устоев буржуазного общества.
Здесь же, для лучшего понимания термина, следует упомянуть такое понятие, как еврокоммунизм, который в реальности, конечно, никакой не коммунизм, а всего лишь платформа вчерашних западноевропейских компартий, перешедших в семидесятые годы и позднее на типичные социал-демократические позиции с дополнительным антисоветским и антиленинским акцентом. Кстати, горбачёвская часть КПСС проходит по этому же ведомству – и если вам нужно напомнить какому-нибудь соцдему, кто он таков есть, не забывайте не только об убийстве Либкнехта и Люксембург и других известных социал-демократических подвигах, но и о том, что Горбачёв – это тоже социал-демократ самой чистой воды.
I.2. Новые левые. Эта группа учений считает себя частью марксизма, но фактически специализируется на выступлениях в защиту прав (заметьте, я не говорю просто «защите прав») всевозможных меньшинств, вплоть до белых медведей, и политической эксплуатации всевозможной постмодернистской чепухи, вроде поганящих земную атмосферу метаном коров. Именно это направление в нашей аудитории чаще всего и понимают под «еврокоммунизмом», но, строго говоря, это неверно, а потому будем всё же клеить ярлычки правильно, а не как мы стихийно привыкли.
В узком смысле понятие «новых левых» относится к движениям и группировкам шестидесятых годов, поднявшим на знамя для начала антипотребительство, хиппи и геев. Борьбу с «тоталитаризмом», коллективизмом и индустриальным обществом (обществом модерна) ещё раньше начала практиковать философская франкфуртская школа. Наиболее шумным и красочным воплощением деятельности сторонников подобных движений стала парижская весна (майские выступления в Париже 1968 года). За прошедшие с тех пор полвека идейный комплекс из «прав меньшинств», «антитоталитарности» и «яркого индивидуализма» стал устойчивой основой европейской и американской (кто сказал “SJW”?) левой практики и единственное, что он с тех пор основательно утратил – это некогда чёткую антивоенную направленность. Весь замешанный на шестидесятнических идеях современный конгломерат антикоммунистов под портретом Маркса, адептов карнавальной политики зелёной, радужной и прочих расцветок, бесчисленных философов-бредогенераторов следовало бы обозначать каким-то новым единым и выразительным термином, но его, увы, нет, поэтому пока что будем обходиться сереньким наименованием «новые левые».
Для ясности ещё раз подчеркну, что новые левые – именно специфическая ветвь социал-демократии, и ничто иное: на основы капитализма они не покушаются, хотят лишь облегчить положение в обществе отдельных групп населения (в лучшем случае), а «борьба» их по-социал-демократически вечна. Разница с официальной социал-демократией у них декоративная, внутриродовая: целью борьбы обычных соцдемов формально является улучшение положения угнетённого большинства (трудящихся), целью борьбы новых левых (опять же формально) – улучшение положения угнетённых меньшинств. А экологические партии следует рассматривать как нечто пограничное – с одной стороны, номинально улучшение экологии – в интересах большинства, с другой, экологическая проблематика истолковывается ими настолько превратно, в таком постмодернистском духе, что зелёная программа де-факто вступает в противоречие с интересами большинства уже на уровне деклараций («не ешьте мяса, не летайте самолётами, сворачивайте промышленность и энергетику»).
Добавлю, что своим анархо-леворадикальным крылом новые левые смыкаются с леворадикальными же народническими и меньшевистскими течениями. Оппортунизм, как известно, бывает не только правым, но и левым – а последний весьма горазд побить витрины и даже свалить какой-нибудь памятник, давая выход внутренним страстям индивида. Где заканчивается группа «Война» и начинается лимоновская НБП – примерно там и проходит граница между индивидуалистическими новолевыми и более общественно ориентированными народниками и меньшевиками.
I.3. Левый либерализм, он же политический либерализм. К этому направлению можно отнести время от времени появляющиеся на буржуазном политическом поле партии и движения, которые делают акцент на защите буржуазных политических прав, горячо отстаивая свободу слова, собраний, всякой электоральности, соблюдение всевозможных юридических процедур и даже свободу творчества. Отдельно можно отметить, что левый либерал разделяет привычку либерала правого (экономического) делить все политические режимы мира всех времён на «демократии» и «диктатуры» и отчаянно ненавидеть последние. Грубо говоря, кто всякий раз возникает перед массами с лозунгами «За честные выборы!» и «Долой тирана!» и не славен более ничем, тот и есть обобщённый леволиберал.
Тут надо понимать, что, во-первых, направление это больше историческое. Во времена Великой французской революции комплекс идей политического и экономического равенства был самым прогрессивным и актуальным. Сегодня номинальным равенством никого не удивишь, положение угнетённых, несмотря на формальное обретение ими равенства, осталось нетерпимым, а господствующие классы играют с этим «равенством» как пожелают, даже когда режим находится в фазе буржуазной демократии, а не диктатуры. Следовательно, сегодня на долю левого либерала осталась лишь защита формальной демократической процедуры, каковая процедура мало кого уже вдохновляет сама по себе. Кроме того, левый либерал может существовать лишь на том отрезке времени, когда режим уже начал пренебрегать демократическими нормами, но ещё не превратился в открытую диктатуру: ведь когда существует чистая буржуазная демократия, леволибералу нечем заняться, он неактуален, а буржуазная диктатура быстро заткнёт рот в том числе и этому своему оппоненту. Иногда политический либерализм переживает в такое переходное время недолгую вспышку популярности, как в России первой половины десятых годов (скажем, я и сам тогда уделял чрезмерное внимание этим вопросам, хотя объективно они того не стоили).
Ну и во-вторых, хоть это и не обязательно, в экономическом отношении леволиберал может быть и самым отмороженным праваком: званием «лево»либерала его наградят только за то, что экономические вопросы для него стоят на втором плане по сравнению с фетишем буржуазных свобод, и об экономике он публично рассуждает не так охотно. На отечественном политическом поле очень характерна в этом смысле партия «Яблоко» – от своих родных братьев из «Выбора России» или впоследствии «Союза правых сил» она отличалась только тем, что предпочитала постоянно акцентироваться на политических вопросах. В США же репутацию «леволибералов» и вовсе имеет Демократическая партия, говорящая об экономике (в самом буржуазном духе) так же охотно, как и обо всём остальном. Ну, какая страна, такие и «левые»…
Подведём первый промежуточный итог. Чем плохи течения социал-демократической группы? Они – безоговорочные сторонники капитализма; находясь в коалиции с другими левыми, они всегда готовы их предать; точно так же они готовы предать и своих наивных избирателей, зачастую не выполняя даже самые скромные предвыборные обещания; их борьба в современном мире формальна; они мутят информационное пространство и портят настоящим коммунистам репутацию. Леволиберал, кроме того, в странах империалистического ядра давно превратился в фантом, которого скорее не существует; некую преемственность с историческими либералами он сегодня может сохранять лишь в таких глухих уголках третьего мира, где даже формальные политические свободы – всё ещё нечто новое и непривычное.
Кое-какая польза от социал-демократов, впрочем, тоже пока ещё бывает, особенно от латиноамериканских соцдемов – положение части угнетённых на какое-то время и в самом деле улучшается, немного расшатывается существующий миропорядок и прочность отдельных буржуазных правительств. Но в общем в условиях капитализма XXI века социал-демократия постепенно становится архаикой, особенно в развитых странах. Даже если рассматривать социал-демократию только как обманку для политически неграмотных масс, сегодня мало кто всерьёз польстится на то, что некогда было сыром в мышеловке, а ныне является унылым и мерзким комком плесени. Если европейские избиратели и продолжают иногда его выбирать, то только от общей электоральной безысходности.
II.4. Правый государственный капитализм. Тут необходимо сразу же жирно подчеркнуть, что он хоть и правый, но всё-таки левее обычного капитализма, и наоборот, что он хоть и левее, но лишь слегка – и уж конечно, капитализмом от этого быть не перестаёт. Заключается как минимум в усилении государственного контроля над экономикой и национализации важнейших отраслей. Применяется крупной буржуазией, когда надо либо спастись от тяжёлого кризиса, либо резко модернизировать общество, либо подготовиться к войне. Самым банальным примером тут будет кейнсианство, но, пожалуй, самым характерным – пятилетние планы в Южной Корее эпохи военных диктатур. Правый госкап сопровождается усиленной эксплуатацией населения и легко переходит в прямой фашизм. Тем не менее, материальная база благодаря частичному устранению анархии производства развивается активнее, чем при либеральном капитализме, а это значит, что кое-что трудящиеся всё-таки выигрывают, а любой госкап по сравнению с либеральным капитализмом более прогрессивен. Но явление это, разумеется, долго не живёт – дело заканчивается либо войной, к которой готовились, либо решением крупной буржуазии приватизировать наконец прибыли и национализировать убытки.
II.5. Социал-демократический государственный капитализм. Применяется наиболее правильными из социал-демократов – теми, которые догадываются, что положение трудящихся качественно не улучшить, если не изъять часть экономики из распоряжения частного капитала и не реализовывать серьёзных государственных программ развития общества. Поскольку в данном случае эксплуатация населения не усиливается, а снижается (ограничивается рабочий день, повышается заработок, улучшается трудовое законодательство), а государство берёт на себя значительную часть социальных функций, этот вид госкапитализма для трудящихся наиболее выгоден, а кое-кто из них всерьёз начинает путать его с социализмом (смешное название «шведский социализм» говорит само за себя). Но возникает он, очевидно, только как попытка противостоять странам реального социализма – буржуазия тем самым создаёт якобы альтернативу последнему и тормозит внутренние революционные тенденции. Другой вариант – госкап образуется вследствие временного замораживания контрреволюционного процесса на остатках более прогрессивного общества (лукашенковская Белоруссия). Как и правый госкап, долго опять-таки не живёт – зачем крупным капиталистам, которые остаются хозяевами государства, продолжительное время терпеть такой ущерб своим интересам? Если, как это произошло в реальности, лагерь настоящего социализма рушится, значит, задабривать своё население больше не требуется, а если нет, то в такой альтернативной реальности мы бы, вероятнее всего, всё равно увидели во вчерашних швециях наступление неолиберального фашизма и мобилизацию населения на последний бой с красной угрозой.
II.6. Красный государственный капитализм. Под этим названием я подразумеваю прежде всего нэп в узком смысле слова – то есть не какую-то долговременную самостоятельную сущность, а краткий период перехода от капитализма к социализму, осуществляемого большевистской партией в рамках диктатуры пролетариата. В широком же смысле слова красным госкапом можно называть также различные смеси государственного капитализма с меньшевизмом и народничеством, но о таких течениях лучше говорить в соответствующих разделах.
II.7. Оптимистический технократизм. По нынешним временам явление практически исчезло, но упомянуть его не помешает. Заключается в следовании постулату, что в принципе уровень и качество жизни граждан следует повышать, но решается эта задача путём развития науки и внедрения плодов научно-технического прогресса в общество. Всякие же мерзкие «-измы» не нужны, от них только революции, разрушения и прочие безобразия происходят. Исторически подъём популярности такой идеи мы наблюдали два раза – в европейскую Belle Epoque (1871-1914) и в послевоенный период в странах государственного капитализма до начала семидесятых годов. Во втором случае это был один из способов протолкнуть идеи конвергенции справа и отмыть добела весьма чёрного на тот момент в глазах европейской общественности кобеля капитализма, счистив с него даже название. Известная польза людям от такого подхода вполне имеет место быть (развитие рационального мышления, некоторое повышение уровня жизни), но она, как и прочие социал-демократические и государственно-капиталистические выгоды, невелика и краткосрочна. Объективно же эта идея за последние столетия чрезвычайно наглядно доказала свою порочность: научный прогресс сам по себе не только не решил никаких общественных проблем, но даже создал новые – например, чудовищно увеличил опасность войн для мирного населения.
Почему стоит хотя бы помнить о наличии такого явления? Ведь сегодня оно отсутствует, люди в основном боятся будущего и как минимум настороженно относятся к науке, а торжество неолиберализма вообще грозит поставить на научном прогрессе крест. Ну, во-первых, в будущем не исключено возвращение оптимистического технократизма: в рамках подготовки к новой мировой войне или после возникновения нового соцлагеря капстранам логично было бы вновь включить госкап и достать со склада подходящие к случаю старые идеи (буржуазная пропаганда делает это регулярно). Во-вторых, на определённые мысли наводит нарастающий в России интерес к научно-популярной тематике, которую продвигают в основном весьма и весьма правые по своим убеждениям деятели. Конечно, развивать науку и тем более внедрять результаты её развития в общество на благо масс в неолиберальных условиях невозможно, для этого потребна по крайней мере государственно-капиталистическая модель, но этот факт не помешает правакам-научпоперам какое-то время морочить головы своей растущей аудитории. Вполне возможно, в определённых условиях вся эта тема может получить и политическое значение.
По итогам рассмотрения вариантов государственного капитализма констатируем, что и этот тип общественно-экономического устройства неустойчив. Государство есть инструмент осуществления диктатуры господствующего класса, поэтому по мере развития госкапа либо вскоре оказывается не нужен сам капитализм вместе с капиталистами и рынком (если процессом руководят или, допустим такое чудо, по ходу процесса берут верх антикапиталистические силы), либо, что бывает неизмеримо чаще, для хозяев государства (капиталистов) ненужными оказываются «лишние» траты на население, а утечка прибыли мимо их карманов становится совершенно нестерпима.
Часть 1
|