Я поехал в США не для того,
чтобы воевать с людьми

Сейчас в так называемой оппозиционной среде постоянно идут разговоры о поведении различных «политзаключённых». В этой связи предлагаем вашему вниманию статью о том, как ведут себя настоящие коммунисты в застенках США.

Совершив свой, пожалуй, самый рискованный в жизни полёт 8 декабря 1990 года, Рене Гонсалес Северерт – первым из «Кубинской пятёрки» возвратившийся на Родину –внедрился в несколько террористических организаций, базировавшихся во Флориде, таких как «Братья во спасение», «Демократическое движение», «Объединённая национально-демократическая партия», «Кубино-американский национальный фонд»…В эксклюзивном интервью газете «Эскамбрай» и радио «Санкти Спиритус», кубинский боец-антитеррорист вспоминает свою жизнь в качестве агента кубинской государственной безопасности, из которой не была исключена и его личная жизнь.

«Если скажете, что можно сегодня вечером, я найду способ добраться до Гаваны» – нервно говорю я в трубку, пытаясь назначить интервью с Рене Гонсалесом Северертом. «Позвоните дней через 10» – отвечает он. Учитывая его теперешний юридический статус, ничего лучше и не придумаешь.

Интервью наметили провести в штаб-квартире «Кубинского института дружбы с народами» (ICAP на испанском языке), где он позже скажет, что вернуться на Кубу без своих товарищей-коллег – Герардо Эрнандеса, Рамона Лабаниньо, Антонио Герреро и Фернандо Гонсалеса – было кошмаром всего периода его заточения.

7-го октября 2011 года отсидевшего свой 15-летний срок Рене приговорили дополнительно к трём годам «свободы под надзором». Но 3-го мая 2013 года это решение было изменено судьёй Джоан Ленард, разрешившей ему остаться на Кубе при условии отказа от гражданства США. 9-го мая Гонсалес получил сертификат об отказе от американского гражданства.

– I –

Сегодня облачно. Уличный шум доносится до большого зала ICAP, куда Рене Гонсалесприбывает в сопровождении своей жены, Ольги Салануэва. Она внимательно смотрит ему в глаза и следит за его руками, которые он постоянно складывает, вспоминая свои несколько лет жизни в Чикаго, где он родился 13 августа 1956 года.

Это лишь фрагменты воспоминаний – говорит он. Семья жила недалеко от озера Мичиган. Он помнит деревянный пирс на берегу озера, дорогу на Кубу на борту «Гваделупы». Это произошло уже после вторжения наёмников на Плайя-Хирон.

«Да. Мои родители были членами комитета «По-честному с Кубой», поэтому они протестовали против вторжения. Их ждали акции возмездия, были даже жертвы нападений со стороны людей правого крыла. Тогда они решили уехать на Кубу. Мы прибыли сюда в октябре 1961 года».

Рене Гонсалес, в чекистских органах больше известный под псевдонимом «Бобёр», - в соответствии с «Los últimos soldados de la guerra fría» («Последние солдаты холодной войны») бразильца Фернандо Мораиша, - возвратился в США 8 декабря 1990 г., угнав самолёт из Сан-Николас-де-Бари (нынешняя провинция Майабек на западе Кубы).

Перед отправкой, Вы оставили Ольге немного денег и вложенный в журнал текст песни Паблито Миланеса. Это что – был условный знак?

Это трудно – уехать, не дав семье знать о том, что собираешься делать. Самые сложные за все эти годы задачи мне пришлось выполнить на Кубе, и обе в Сан-Николас-де-Бари: отказаться от вступления в Кубинскую коммунистическую партию и угнать самолёт. Есть вещи, не прописанные в задании, но в которых задействованы чувства: оставить позади семью – одна из таких. Это очень трудно сделать. Я оставил Ольге деньги, которые скопил, и песню в журнале «Богемия».

Сколько раз Вы проработали план угона самолёта, который донёс Вас до Бока-Чика, куда Вы прибыли почти без топлива?

У меня не было возможности ничего проверять. Мне пришлось ждать подходящего момента, и воспользоваться им. Я так и сделал, даже когда понял, что топлива едва хватит, чтобы туда попасть. Вероятно, это был самый опасный и рискованный полёт, который я когда-либо сделал.

По прибытии в Майами, Вы сделали заявление по так называемому «Радио Марти», что, увидев Флориду-Кис, почувствовали себя настоящим Христофором Колумбом. Как вам удалось так искусно сыграть предателя, что общественное мнение убедилось в Вас?

Я задавал себе этот вопрос с того самого момента, как был назначен на миссию. Я не думаю, что на такое кого-то можно натренировать. Кроме того, как раз наоборот: я никогда не был лицемером. Ключ к такой роли – только чувство долга, удовлетворение от обмана тех, кто собирался причинить вред нашему народу.

Я помню, как впервые встретил Феликса Родригеса, «Кота»; это было в тот же день, когда была создана группа «Hermanos al Rescate». Я получил приглашение от группы с названием CUPA (Кубинская ассоциация пилотов) для участия в пресс-конференции в аэропорту Майами, на которой была презентована эта группа.

Как только я прибыл в зал аэропорта, меня представили Феликсу Родригесу. Я помню, как кто-то сказал: «Это человек, который убил Че». Я не знаю, что я на самом деле чувствовал. Я пожал ему руку и сказал: «Ты – тот самый». Я сам себя шокировал: как я мог произнести такое? Уходя оттуда, я уже знал, что готов к миссии.

Предполагается, что агент разведки должен вести комфортабельную жизнь. Как Вам удавалось выжить в первые месяцы с экономической точки зрения?

Я получал помощь от многочисленных родственников, которых имел там. У меня не было никаких лишних денег, но у меня было, где жить. Меня с радостью встретила бабушка. Я начал работать сразу же, как только прибыл туда – но это было с целью, чтобы приблизиться к людям в авиации.

Некоторое время спустя мне удалось внедриться в «Братья». Мне пришлось потратить много денег, подавая на лицензии, которые стоят очень дорого. Поэтому приходилось работать на нескольких работах. Я вёл скромную жизнь, и двигать вперёд карьеру пилота было моей главной целью.

Вы присоединились к «Братьям» в 1991 году. Вы летели над Гаваной вместе с Басульто, и сбрасывали вниз брошюры. Как Вы могли спокойно сидеть с террористом в одной кабине самолёта?

Я поехал в США не для того, чтобы воевать с людьми; я поехал, чтобы бороться с деятельностью против Кубы. Я поехал туда, чтобы предупреждать страну о такой деятельности. При таких обстоятельствах, нельзя уделять слишком много внимания личной ситуации, чтобы не оказаться разъединённым.

Вы перевозили журналистов телеканалов, таких как UNIVISION, который устраивал кампании против Кубы.

Поначалу «Братья» были, пожалуй, одной из лучших операций по психологической войне, когда-либо организованных. Они использовали ситуацию с людьми в лодках(«бальсеро»), которая была сложной и легко манипулируемой. Организация была основана Басульто и некоторыми ветеранами «Залива Свиней». Они прошли подготовку в ЦРУ (Центральное разведывательное управление) в 1960-х годах.

В то время в Майами нагнеталась своего рода эйфория вокруг реальных и нереальных проблем Кубы. В таком контексте, «Братья» были очень сильным инструментом. Несколько элементов собралось вместе, что позволило им организовать очень сильные кампании психологической войны.

По мере того, как на Кубе ухудшалась ситуация с так называемым «особым периодом», их надежда на социальный взрыв на острове росла. То, что произошло вокруг Малеконав Гаване в августе 1994 года, было импульсом для них. В этих рамках, они принялись организовывать насильственные действия.

Когда Соединённые Штаты и Куба подписали соглашения о миграции в 1994 и 1995 годах, бизнес «Братьев» развалился, потому что тех, кто осмеливался выйти в море, перехватывала береговая охрана и возвращала обратно на остров. Именно тогда провокаций становилось всё больше: они пытались разжечь конфликт между Кубой и США.

Какие конкретно миссии Вы выполняли?

Я вступил в несколько организаций. «Братья во спасение» была первой, с которой я был связан. Моим долгом было держать Кубу в сведении всего, что там делалось с флотом. Потом Басульто участвовал в покупке для насильственных целей российского истребителя МиГ-23. Он также хотел прикупить чехословацкий военный учебно-тренировочный самолёт.

Я был также связан с «Объединённой национально-демократической партией» (PUND), несущей ответственность за нападения на северное побережье острова в 1992 и 1993 годах – в основном в Варадеро и Кайо-Коко. Кто-то был убит одним из коммандос PUNDв Кайбарьене. Я занимался операциями по внедрению агентов. Коммандос из «Либерасьон Унидо» также были замешаны в этой деятельности.

Я должен был выполнять и миссии по обнаружению. Однажды мне пришлось искать определённые средства, принадлежавшие полувоенным формированиям FNCA(Национального кубино-американского фонда). В 1990-х годах благодаря чьей-то неосторожности мне было известно о местонахождении Посады Каррилеса. Вот такого рода задачи я и выполнял.

Зачем Вы сотрудничали с Федеральным бюро расследований (ФБР) в борьбе с наркотрафиком?

Я разоблачил две операции наркоторговцев. Позиция Кубы по отношению к наркотикам известна всем с первых же дней. Но там, в США, наркотики играют двойную роль, а деньги, сделанные на них, используются для финансирования PUND и «Коммандос де либерасьон унидо».Отрезать источники финансирования – это всё равно, что устранять операции против Кубы.

Трудно оценить, сколько операций им не удалось выполнить. Я помню только, как нам удалось засадить за решётку Тони («Толстяка») – того самого, который финансировалPUND.

В качестве агента, Вам приходилось бороться с чувством того, что за Вами наблюдают?

Есть определённые установки, которые агенту приходится брать на вооружение, будучи всегда начеку. Конечно, необходимо выдерживать баланс между тем, чтобы быть начеку, и в то же время заботиться о себе, иначе можно заработать серьёзную травму.

И в этой ситуации Вы были полны решимости воссоединиться с Ольгой и Ирмитой. Сколько труда пришлось приложить для этой цели? Говорят, что Вы даже на Капитолийском холме побывали.

Некоторые соображения были приняты во внимание. У Илеаны Рос-Лехтинен не было возможности забрать туда Ольгиту. Это было частью общей схемы. Понятно, что это всегда было моим приоритетом – воссоединиться с ними. Мы были разлучены в течение шести лет, но им удалось, наконец, попасть туда в декабре 1996 года.

Вы пошли встречать их в аэропорту Майами, одевшись в костюм, и даже с цветами.

У воссоединения с семьёй было две противоположных стороны. К несчастью, мне пришлось пойти туда с одним типом, который был не очень(Рамон Сауль Санчес, лидер«Движения за демократию»)… Встреча была такой, как будто Ольгита и я снова поженились, а ведь мы были женатыс 1983 года. После шести лет разлуки это было прекрасно и в то же время трудно, ведь в связи с адаптацией Ирмите столько пришлось пережить.Но наши чувства оказались сильнее, нам удалось добиться успеха.

От этой любви родилась Иветта. Как Херардо Эрнандесу, будучи без собственного ребёнка, понравилось рождение Иветты?

Херардо всегда болезненно относился ко всему, что связано с семьёй. Перед тем, как родилась Иветта, он сидел и ждал её рождения. Он был очень внимателен к Ольгите. Мы были семьёй, на самом деле, в тех условиях – это единственная семья, которая у тебя есть, единственные люди, которым можно высказать всё. Херардо взял на себя эту роль самым гуманным способом, с непревзойдённой способностью любить – он действительно был счастлив с Иветтой.

При каких обстоятельствах проходил арест 12 сентября 1998 года?

В США слово «задержание» – это такой эвфемизм для хулиганского нападения. Они врываются в Ваш дом с насилием, чтобы психологически Вас парализовать – это первый шаг на пути к тому, чтобы Вас сломать. Они (ФБР) начинают выбивать дверь снизу, в других случаях используют таран. Мы жили в очень узком коридоре с железной дверью, и им было невозможно её выломать. Когда я открыл, они ворвались с оружием наперевес, бросили меня на пол, угрожали мне, немедленно одели на меня наручники. Когда Ольгита вышла из спальни, они швырнули её об стену. После этого поставили меня на ноги, и спросили у меня: я ли Рене Гонсалес? И принадлежу ли я к «Братьям во спасение»… Они забрали меня из дома в ту субботу, и доставили меня в тюрьму.

Можете описать первые дни в тюрьме?

Первые дни всегда ужасны. Кроме того, наш случай отличался от обычной практики, когда вас ведут в приёмное отделение, выдают одежду, объясняют, как работает тюрьма, и предоставляют телефонный звонок. С нами обращались по-особому, в военной терминологии это известно как «Хит и ступор», что означает, что Вы задержаны насильно; потом они ведут Вас в ФБР, чтобы выяснить, объявите Вы себя виновным или нет; желаете ли сотрудничать. После этого Вас помещают в «дыру», чтобы Вы начали думать о том, что происходит. Это как раз те дни, когда у Вас нет возможности спать, они даже не выдают постельного белья.

В это время и решается Ваше будущее. Если Вы примете решение, что не сдадитесь, как тряпка, то позже у Вас такой возможности и не будет. Мы прямо на месте решили, что не выйдем из игры.

До понедельника было трудно. Это очень хорошо поставленный спектакль: Вы наедине со своими мыслями в субботу и воскресенье, без возможности побриться или почистить зубы; в понедельник они наряжают Вас как клоуна и ведут на суд. Они ведут Вас по коридору, и Вы видите, как все люди, полные ненависти, смотрят на Вас, закованного в цепи, бородатого, с мертвецким взглядом, и при этом в Вашей голове ещё всё время крутятся мысли о том, как там семья.

Мне повезло: когда я вышел из лифта, я увидел комнату, полную людей, – и я искал свою семью, – и вдруг услышал, как кто-то громко крикнул: «Папочка!!!» И я взглянул и увидел, как Ирмита показывает мне большой палец кверху. С этого момента я как будто бы вновь начал дышать, и я подумал: это тот воздух, который уже наполнил меня до самого конца всей этой драмы. Так оно до сих пор и есть…

Чему Вы остались приверженным, когда не пошли на предательство, как пошли некоторые другие элементы «кубинской сети»?

Я остался приверженным самому основному, что только может быть: достоинству человека, я верю в ценность человеческого достоинства. Процесс показал, что есть люди, не верящие в эту ценность. Мы все провозглашаем её, но в условиях, наподобие тех, Вы узнаёте, кто на самом деле придаёт этому качеству значение. «Кубинская пятёрка» верит в человеческие ценности. Если они существуют, то я не понимаю, почему человек должен поддаваться на насилие.

Нет никакой ценности в уступках по отношению к цепям или жестокому обращению. Я был вполне уверен в том, за что боролся. Я вполне осознавал, в чём состояла моя миссия, понимая, что я защищал человеческие жизни, и что со мной обращались несправедливо.

Сложите всё это вместе, и добавьте сюда их поведение. Вы видите, как они лгут судье, как они шантажируют свидетелей, как обводят вокруг пальца суд и насмехаются над решениями высшего органа власти, а потом задаётесь вопросом: до какой степени ещё они способны себя опустить? И тогда Вы осознаёте, что просто не способны сдать себя таким, как они.

Вы находились в местах лишения свободы в Пенсильвании, Южной Каролине и Флориде. Как Вам удалось заслужить уважение в такой враждебной среде?

Статус человека, прошедшего через суд, в пенитенциарной системе США даёт Вам большое преимущество, ведь обычно дела не доходят до суда. Люди боятся этого процесса; система организована таким образом, что все, кого судят, в конечном итоге проигрывают. Юристы всегда советуют не доводить дело до суда, призывают Вас к сотрудничеству с окружным прокурором, а «сотрудничество» это означает, что ты предал кого-то. Когда Вы сталкиваетесь напрямую с судебным разбирательством, то это значит, что Вы стоите против самого правительства.

Люди Вас очень уважают за это, ведь это автоматически означает, что Вы их не сдадите. Ваши намерения – также ключевой фактор; если Вы относитесь к людям хорошо, то рано или поздно за это Вам отплатится. Надо вращаться среди людей с позитивным и конструктивным характером, избегать игрищ, долгов, разного рода бандитских группировок.

Письма тоже очень сильно помогают. Люди замечают, что Вы получаете много писем из разных стран, они подходят и спрашивают у Вас почтовые марки. Кубинские марки были великолепны – все так и говорили: «Глянь, да этот парень – на почтовой марке». Даже охранники тайком просили меня подписать для них эти марки.

У Вас были какие-то запомнившиеся сокамерники?

У меня было много сокамерников. Я помню одного рэпера, который был со мной в тюрьме Марианна, штат Флорида, и настолько втянулся в дело, что в один прекрасный день заказал футболку, на которой вместе с надписью «Роди» (Родольфо Родригес) красовался символ «Пятёрки». Он даже спел про нас рэп, и была приличная заварушка.

Роди является своего рода уникальным примером: кубинец с длинным послужным списком, тянущимся с самого детства, включавшим в себя даже насилие. Однако, встретив меня, он начал менять свои представления о Кубе, о Революции и о Фиделе, и закончил большим коммунистом, чем я.

Был один белый со сверхмаксимальным сроком, с насильственным прошлым, неблагополучным детством, закончивший скинхедом и грабителем банков. Он находился в процессе пересмотра, когда ему посчастливилось стать моим сокамерником; он подобрался ко мне, завязывал со мной беседы и стал политизирован. Так что, я могу сказать, что в целом с большинством сокамерников были уважительные отношения.

Ольга стала центром всей семьи, будучи одновременно и матерью и отцом, и, тем не менее, Вы не теряете контроль над домом.

Я должен сказать честно: Ольгита и держала дом под своим контролем. Мне не нравится контролировать людей на расстоянии. Я доверял Ольгите; моей ролью было правильно вести себя там, где был я. Всегда было так важно сообщить им о том, что я в порядке; это было всё равно, что узнать, что всё в порядке у них. Ольгита знала, что надо было делать, она делала всё великолепно – например, как поступать с девочками, какие им давать советы. Они всегда были в открытых отношениях со мной. Я не сварливый папа, мне кажется, что я хороший отец, неплохой друг для них.

Что Вы делали, чтобы выйти из депрессии, которая ведь затрагивает каждого человека, особенно сидящего за решёткой?

До меня она так и не дотянулась. Я придумал фразу, над которой люди привыкли смеяться, когда спрашивали по утрам: «Как дела?», я отвечал: «У меня – всегда в порядке», так что люди подходили ко мне и говорили: «Я знаю, что у тебя всё в порядке». Я не знаю, как это объяснить, но Вы должны бороться с плохими чувствами. Бывают несколько дней, когда тревожность усиливается, Вам надо научиться это определять и остывать немного.

Я посвящал время физическим упражнениям, чтению, учёбе. Для меня это было важно – быть в курсе своего времени. «Время не убьёт меня»,сказал я себе, и это сработало: я никогда так и не впал в депрессию.

Когда Вам больше всего думалось о родителях?

Каждый думает о семье повседневно; у меня была небольшая фреска с семейными фотографиями. Например, я помню день вынесения приговора. Как я стоял перед судьёй и пронзал её взглядом, желая высказать некоторые факты; я вытащил свой ремень сзади и поднял его, как бы давая понять: «вот он, я». Мой старик немедленно приходит мне на ум – это был один из его жестов, только я унаследовал его. (...) В том возрасте Вы не задумываетесь, раз мамы и папы делают это. Я уже окреп, закалился; но то, что вложено ими, ты несёшь с собой ежедневно и ежечасно, и это помогает выжить.

Смогли Вы спать в ту ночь с 6 на 7 октября 2011 года, перед выходом из тюрьмы «Марианна»?

Да, я смог. В тюрьме Вы не можете позволить им забрать у Вас Ваш сон. В ту ночь они не сильно меня беспокоили – они посадили меня в «прорубь», не потому, что я сделал что-то не так, а потому, что мы уже договорились, что я выйду раньше, чтобы избежать средств массовой информации: они знали, что были определённые соображения безопасности. Они забрали меня ни с того ни с сего, и повели меня в «дыру». Я не успел сказать «до свидания» людям. В моих планах было пораньше встать, побриться, одеться прилично; во всяком случае, я спал.

– I I –

«Рене возвращается на Родину», – пестрили центральные заголовки на Кубе 30 марта 2012 года. Он был на острове с частным семейным визитом: его брат Роберто, член «Совета обороны Пятёрки», был тяжело болен. «Мой брат на всю жизнь», сказал Рене в февральском письме, заканчивавшемся трогательной фразой: «Дыши, брат, дыши!»

«Освобождение под надзор» требовало его возвращения во Флориду. «Возвращаться было трудно, приходилось адаптироваться заново», – говорит теперь Рене.

Как будто и этого было недостаточно, 1-го апреля он потерял отца. Боль привела сына обратно на Кубу, где он успешно провёл переговоры об отказе от американского гражданства.

Свободное время Героя диктует ограничения для его репортёра, чьи глаза пристально следят за тем, как незаметно тянется рука Рене в поисках тёплой руки жены.

«Между прочим, когда Вы собираетесь сводить Ольгу в кино? В тот день, когда угнали самолёт, Вы обещали ей такой подарок на ночь».

«Это правда, мы сегодня об этом говорили; но я не скажу об этом прессе (С ПОНИМАЮЩЕЙ УЛЫБКОЙ). Раз так....»

Вечер в Гаване нагоняет тучи и грозу. Выключая рекордер, я замечаю, как проливной дождь охватывает Ведадо. «Пожалуй, будет непросто сводить её сегодня в кино», говорю я про себя, оказавшись на улице.

Энрике Охито Линарес, Арелис Гарсия Акоста
Перепечатано из газеты «Эскамбрaй»