Социализм революционный и социализм реакционный

Василий Пихорович

Сегодня тоже можно встретить рецидивы феодального социализма. С развитием капитализма они не ослабевают, а усиливаются. Точнее, усиливаются они тогда, когда ослабевает по каким-либо причинам коммунистическое движение пролетариата. Так, оппозиция капитализму после поражения социализма в СССР была во многом представлена такого рода направлением. Под маркой патриотизма его представители, группировавшиеся в то время вокруг журналов "Наш современник", "Молодая гвардия", газеты "День" (после запрета - "Завтра") не только критиковали капитализм (весьма искусно, кстати, и последовательно), но и всячески пропагандировали дореволюционные российские порядки.

Еще более ярким образцом такого направления социализма являются исламские антибуржуазные движения от так называемых фундаменталистов (Иранская и афганская теократия и поддерживаемые ими движения) до официально проповедующих социализм правительственных партий Ирака и Ливии. Рука об руку с феодальным социализмом всегда шел разного рода религиозный социализм. Сегодня в большинстве случаев феодальный социализм только в такой форме и выступает. Особенно это касается арабских стран. И феодальный и религиозный социализм в основном есть реакция на стремление американского империализма подчинить эти страны своему диктату и включить их в систему международной капиталистической эксплуатации. Это обстоятельство не единожды провоцировало путаницу в умах коммунистов и приводило к непродуманным решениям. Да, это была реакция на американское вмешательство, но это все равно была реакция. Даже антиамериканская реакция не может отождествляться с прогрессивным, а тем более революционным движением.

Эти антиамериканские режимы не прочь были сотрудничать в своей борьбе против американского империализма с социалистическими странами, но все они являлись и являются ярыми врагами коммунизма внутри своих собственных стран. До сих пор, к сожалению, этим реакционным социалистическим движениям удавалось использовать коммунистов в свих целях гораздо чаще, чем коммунистам приспосабливать их к антикапиталистической борьбе. Поэтому так важно различать социализм пролетарский и реакционный, по крайней мере, не воспринимать всякое антикапиталистическое политическое движение как прогрессивное, как это было в свое время в случае с Ираном после их так называемой исламской революции, на самом деле бывшей самой дикой реакцией. Неясность в этом вопросе впоследствии, когда разгорелась ирано-иракская война, привела к огромным не только моральным, но и политическим потерям. Официальная точка зрения cоветской пропаганды, согласно которой это была "братоубийственная война", могла удовлетворить разве что тех, кто политикой вообще не интересовался. Остальным же сразу стало ясно, что, по крайней мере, последовательной классовой позиции по этому вопросу у советского правительства и КПСС вообще нет. Что оно руководствуется в данном вопросе скорее дипломатическими соображениями типа: что плохо для Америки, то хорошо для Советского Союза, жертвуя при этом интересами развития революции в странах так называемого третьего мира. И дело было не в том, что это могло показаться предательством местных коммунистов со стороны КПСС: их, бывало, жестоко преследовали те режимы, которые поддерживал Советский Союз. Не раз и не два интересы защиты социализма в СССР, а следовательно, и развития мировой революции требовали от коммунистов капиталистических стран таких, а то еще и больших жертв. Победил бы СССР в Великой Отечественной войне, а тем более, возникла бы система социализма, если бы не было экономического сотрудничества с Германией в 30-е годы или не удалось бы заключить договор о ненападении в 1939 году? А каково было коммунистам в странах, которые были союзниками СССР во Второй мировой войне? Но тогда, сколь это ни было тяжело, это было оправдано, и история показала, сколь не напрасны были эти жертвы. Они обеспечили победу социализма во многих странах. Здесь же приходилось жертвовать без определенной цели, только потому, что кто-то принял феодальную реакцию за шаг к социалистической революции. Это не могло не подорвать основы коммунистического движения во многих этих странах, не способствовать его расколу, росту влияния маоизма, что в свою очередь вело к расколам, сектантству, превращению грозной некогда международной силы в совокупность чисто национальных движений, тратящих на внутреннюю грызню больше сил, чем на борьбу с капитализмом.

Сегодня это для нас вопрос скорее исторический, поскольку и сам Советский Союз пал жертвой этой самой своей "дипломатии", сгорев в попытках "проскочить между капельками" классовой борьбы мирового капитализма и мирового социализма, превратив свою международную политику из инструмента развития мировой революции в "искусство возможного", в результате чего произошло то, что еще недавно казалось невозможным - Советский Союз исчез.

Но, к сожалению, при этом не исчезла теоретическая неграмотность и идейная беззаботность коммунистов. Все так же бездумно они готовы объединяться с любым, кто выступает против их непосредственного врага, не думая, что этим самым мы очень часто только укрепляем главного врага, то есть капитализм. Во внутренней политике основным представителем современного феодального социализма, несомненно, является православная церковь. После развала социализма она оказалась в двойственном положении. С одной стороны, она всячески этому развалу содействовала, провоцируя и поощряя оплевывание советской истории по поводу уничтожения храмов, забывая, конечно, о том, что в эти храмы тогда никто не хотел ходить, что люди были по горло сыты религиозной лапшой и рвались к знаниям и культуре, к которым Советская власть впервые открыла доступ широким массам, ранее обреченным делить свой досуг между водкой, полуживотными развлечениями да бессмысленным бормотанием полуграмотных попов. По крайней мере, ни один из церковных иерархов или просто рядовых священников, за исключением одного-двух, публично не выступил против развала Союза, против реставрации капитализма. Но попы жестоко просчитались. Они пали жертвой собственной пропаганды. Они уверили не только публику, но и самих себя, что при большевиках церковь находилась в ужасных условиях, поэтому были очень удивлены, когда обнаружили, что с исчезновением Советской власти исчезла и монополия православной церкви на продажу духовной сивухи нуждающейся в самообмане отстающей в своем развитии части советского общества. С наступлением капитализма вместе с потоком иностранных товаров, в страну хлынула грязная волна американского сектантства, всевозможных астрологий, мистики, рассчитанных на полных идиотов примитивных смесей из восточных религий и прочего мракобесия, которые даже на фоне патриархального православия с его попами-двоечниками выглядят натуральным шарлатанством. Православная церковь, разумеется, засуетилась, поскольку вовсе не рассчитывала выиграть в конкуренции с этими наглыми и хорошо финансируемыми, не стесненными никакими традициями, собственно, никакой моралью, противниками. Она начала искать союзников и была очень обрадована, когда нашла их среди своих вчерашних врагов, среди коммунистов, которые вдруг начали представлять недовольство православной церкви тем, что капитализм допустил западных конкурентов на ее "внутренний рынок" иллюзий, как недовольство капитализмом вообще, как патриотизм и едва ли не как социализм т.п. Но на самом то деле, если православная церковь и выступала где-то против капитализма, то ведь не за социализм, а за восстановление докапиталистических порядков, если не вообще (поскольку это сейчас практически невозможно), то хотя бы в сфере церковных отношений. Не лишне заметить, что на эту неожиданную любовь со стороны некоторых руководителей партии с гордым названием Коммунистическая, русская православная церковь ответила весьма своеобразно - усилением антикоммунистической пропаганды, точнее, доведением ее до крайних пределов: с одной стороны инсинуациями по поводу перезахоронения тела Ленина, с другой - канонизацией Николая Кровавого.

Еще одно проявление феодального социализма в современных условиях - патриотизм. На Украине ситуация, когда коммунисты становятся патриотами, по большому счету, невозможна. Во-первых, коммунистов на Украине всегда считали и будут считать сторонниками Союза или не будут считать их коммунистами. Во-вторых, на украинской "державности" всегда будет висеть клеймо сепаратизма, и мы вернемся к "во-первых". Но поскольку предпринимаются попытки заявить о патриотизме украинских коммунистов, а КПРФ считает патриотизм своим главным козырем в политике, то на этом вопросе следует остановиться. Слово патриотизм не случайно имеет один корень со словом патриархальный. По своей сути патриотизм явление во многом докапиталистическое, феодальное, идеологическое выражение господствующей на то время экономической связи человека с землей. Когда минует время феодальной раздробленности, и союз королей (царей) и городов становится основой создания абсолютных монархий, возникают условия для единого рынка (в условиях феодальной раздробленности, когда ограбят если не в лесу, то на таможне, которых не меньше, чем разбойников в лесу, особо не наторгуешь), начинают формироваться современные нации. Они берут на вооружение появившуюся еще в античные времена идею патриотизма.

Капитализм же принципиально антипатриотичен. Он отрывает крестьянина от земли и бросает его на фабрику, он заставляет дворянина или хозяйствовать по-капиталистически, то есть перестать быть феодалом или разоряет его, отнимает у него его родовую землю и выгоняет в город. Для капитала родина там, где прибыль выше. Соответственно и рабочий вынужден следовать за капиталом. Ведь патриотизмом сыт не будешь.

Но это вовсе не значит, что патриотизм при капитализме - это обязательно реакционная идеология. Патриотизм буржуазной нации против феодальных - это прогрессивное явление. Патриотизм буржуазии угнетенных наций в антиколониальной борьбе - это уже революционность. Разумеется, что победившая социалистическая революция в своей борьбе с капиталистическим окружением вполне законно берет на вооружение лозунг патриотизма. Но было бы глупо коммунистам поддаваться на удочку патриотизма, когда речь идет о драке двух империалистических государств за добычу, или не отличать борьбу буржуазии колониальных стран от козней племенной или феодальной аристократии, которые, в конце концов, всегда будут направлены по пути, выгодному империалистам. Уж и подавно преступно отказываться от классовой борьбы рабочего класса против "своей" буржуазии под предлогом патриотизма.

Выискивание признаков феодального социализма сто пятьдесят лет после Маркса и Энгельса, когда от феодализма уже и следа не осталось, может показаться несколько надуманным. Но на самом деле все гораздо сложнее. Капитализм без труда приспосабливает к своим потребностям любые общественные формы, независимо от того, при каком строе они были выработаны: от социалистических до первобытных. Вот и современное христианство - явление глубоко средневековое, но не стесняются же некоторые вполне образованные люди публично потакать этому мракобесию.

Впрочем, нет сомнения в том, что заигрывание коммунистов с религией - явление временное и будет отвергнуто самой жизнью. Гораздо более опасной является другая форма реакционного социализма - мелкобуржуазный. Практически исчезнувший во времена Маркса и Энгельса в связи с исчезновением своей тогдашней социальной базы ремесла и мелкого крестьянства (в Европе капитализм быстро пролетаризовал эти слои), мелкобуржуазный социализм расцвел махровым цветом в дореволюционной России (партия социалистов-революционеров, анархисты, частично, меньшевики), поскольку там процесс разложения крестьянства был далеко не завершен. После Октябрьской революции говорить о мелкобуржуазном социализме как отдельном политическом явлении можно только применительно к некоторым течениям в странах третьего мира, хотя он нередко проявлял себя как побочная тенденция социализма пролетарского (особенно ярко такая тенденция проявилась в Китае времен Мао) или буржуазного.

Пункт "Манифеста Коммунистической партии", посвященный анализу консервативного, или буржуазного социализма, Маркс и Энгельс открывают таким предложением:

"Известная часть буржуазии желает излечить общественные недуги для того, чтобы упрочить существование буржуазного общества"[1].

А потом дальше:

"Буржуа-социалисты хотят сохранить условия существования современного общества, но без борьбы и опасностей, которые неизбежно из них вытекают. Они хотят сохранить современное общество, однако, без тех элементов, которые его революционизируют и разлагают. Они хотели бы иметь буржуазию без пролетариата[2]"

Во времена, когда писались эти строки, консервативный или буржуазный социализм был явлением скорее литературным, нежели политическим. Получил он свое полное развитие позже, в империалистических странах Европы на почве обуржуазивания верхушки рабочего класса, то есть подключения ее к эксплуатации колоний. Классической партией буржуазного социализма можно считать английских лейбористов, уже которое десятилетие пытающихся обеспечить английскому рабочему классу социалистические условия при капитализме за счет уступок со стороны буржуазии с одной стороны, и за счет эксплуатации рабочего класса зависимых стран - с другой .

В других странах Западной Европы буржуазный социализм в чистом виде не имел особого успеха, поскольку здесь всегда было сильнее революционное пролетарское движение и сами страны были беднее. Поэтому здесь скорее нужно говорить о таком явлении как консервативный, стремящийся к сохранению капитализма, а не выступающий против него, мелкобуржуазный социализм. Он стал результатом предательства интересов пролетариата, точнее стремления примирить их с интересами национальной буржуазии со стороны социал-демократических партий II Интернационала. Мелкобуржуазным этот социализм можно называть не столько по его социальной базе, сколько по межеумочному положению, которое он занимает в политике буржуазного общества, стремясь возвыситься над реальными классами и опереться на фантомный "средний класс", который на самом деле, как правило, представляет собой индустриальную, юридическую и идеологическую челядь империалистической буржуазии и состоит из юристов-экономистов, менеджеров, инженеров, госслужащих, работников СМИ, представителей высококвалифицированных рабочих коренной национальности и т.п. Соответственно, и современная социал-демократия есть не что иное, как часть этой идеологической обслуги империалистической буржуазии. Что-что, а интересы империалистической буржуазии социал-демократия проводит отлично. Яркое свидетельство этому - роль социал-демократических правительств европейских стран во время варварских бомбардировок Югославии.

Самой одиозной формой реакционного социализма в эпоху империализма является национал-социализм. Очень часто к этому явлению мы относимся достаточно поверхностно. Пытаемся узнать фашистов по их заявлениям, по символике, по тому, как они относятся к Гитлеру. Но дело вовсе не в символике и не в риторике. Буржуазная демократия и фашизм вполне совместимы. Точно так же не стоит обманываться той критикой, с которой фашисты обрушиваются на буржуазию (немецкие нацисты тоже начинали с антикапиталистической риторики). Фашизм - это тоже социализм, но не пролетарский, революционный, интернационалистский, а буржуазный, реакционный, национальный, "патриотический". Если фашисты и выступают изредка против буржуазии или отдельных ее слоев и представителей, то только во имя сохранения самого буржуазного строя.

В сегодняшней Украине, как, пожалуй, и в других странах потерпевшего неудачу социализма, буржуазный социализм имеет несколько иную природу. Его сущность - рыночный социализм. Родился буржуазный социализм в СССР не как консервативная, и даже не как реакционная, а как контрреволюционная идеология. Именно под лозунгами лечения социализма рынком и под руководством КПСС, потерявшей к этому времени всякое классовое чутье, не говоря уж о классовой теории, проходила у нас буржуазная реставрация сверху.