Колокол свободы зовет   (1)

Б.А. Пугачёв

Часть 1. Часть 2.

Ну вот, конец 2011 года, в новостях ТВ, в прессе судорожные обсуждения – распадется Еврозона, или нет? Это вторая волна структурного кризиса, или это всего лишь кризис взимания долгов? Уйдут ли Папандреу и Берлускони, или выстоят, откажутся от референдума о новых долгах или нет, и т. п.?

Что ни день – новый какой-нибудь саммит, политологи и эксперты уже в панике – они ничего не могут решить – так много речей лилось об успешном решении греческих долгов, о списании то ли половины, то ли трети долгов частным банкам-кредиторам, о компенсации этим банкам из госрезервов. И вся эта суета в решете кончилась тем, о чём наш журнал и предупреждал в статье «Ещё не набат, но колокол уже звонит…»[1]: вторая волна кризиса накрыла мировую экономику. Мнение экспертов ныне практически единодушно – Еще раздаются редкие голоса – «ничего страшного, даже если обвалится Португалии», но все понимают – на очереди и Испания с 25% безработных, и Италия с самым большим в Еврозоне долгом, и Ирландия кряхтит под тяжестью долгов. Изящно маскировали финансовый кризис термином «долговой», и всё же получили то, что им и предсказывали.

Надо отдать должное, в этот раз наш прогноз не был одинок. Сейчас, побывавший на очередной большой двадцатке G20, наш президент заявил, что удовлетворен результатами этого саммита – они опять «договорились». Правда, он признал, что кризис касается и России, упомянул об этом так, вскользь, как о некоем пустячке, тем более что перед этим было объявлено, что «Европе мы поможем». Дескать, мы вместе со странами БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) в силах. Надо же, какой успех, когда-то великий комбинатор блефовал – «Европа нам поможет». Теперь блеф ужу звучит наоборот. Сами без штанов останемся, а поможем. Правда под сурдинку успокаивают – ничего, снимать штаны не придётся, только пообещали 10 миллиардов долларов, и все волнения в момент улягутся. Ан нет. Не улеглись.

Стоит вспомнить, как боролись с кризисом и у нас, и во всем мире. В США ипотечные кредиты перестали возвращаться, это выглядело как сбой в финансовой системе, а не в производстве, хотя, если бы не было бы сбоя в производстве, население из своих зарплат оплачивало бы ипотеку. Но облигаций, акций, вторичных – фиктивных денег было сколько угодно, а платить зарплату нужно настоящими деньгами, а их-то и не хватало, особенно у тех предпринимателей, кто начинал производство с выпуска акций. В мире в 2007 году циркулировало за год «ценных бумаг» в шесть раз больше, чем стоило все мировое валовое производство за год. Доверие к акциям, к векселям и облигациям падало, и поиск первичных денег вызвал эпидемию взимания долгов. Наступила паника на биржах, акции обесценивались, банки лопались, производство останавливалось, и чтобы его оживить на сцену выступало государство со своими «настоящими» деньгами. Оно снижало стоимость кредита, понижая учётную ставку резервной государственной системы. Предприниматели, обреченные в конкурентных схватках на банкротства, были спасены, можно, вроде бы, отложить банкротство на потом. Но это «потом» уже наступило. Шестикратный избыток вторичных денег уже привлек в процесс производства слишком много кандидатов в банкроты. И уже невозврат кредитов взрывает баки. В этот раз спасают уже не столько сами производственные фирмы, как было до сих пор – государство давало взаймы гигантам – «Крайслеру, Локхид, Боинг, Дженерал моторс, – а в первую очередь уже спасают сами банки. В нашей стране это делалось особенно щедро. Даже причастный власти Ю. Лужков в своей брошюре «Капитализм и Россия, выпадение из будущего»[2] [2] отмечал на стр. 51: «Был сделан упор на спасение банков. … Вместо того чтобы … кредитовать реальный сектор, – банки переключились на валютный рынок. Благо поиграть было чем: в дело пошли щедро розданные им деньги налогоплательщиков». В упомянутой выше статье[3] мы сравнивали этот метод с тушением пожара керосином. Взятые из резервов, из государственных закромов напечатанные впрок деньги, теряли стоимость, они ничем становились не лучше, чем фиктивные. Выпуск денег государством не может происходить волевым методом, – сколько хочу, столько и напечатаю. Прирост денег в системе финансов должен соответствовать приросту произведенной стоимости, иначе на единицу продукции в системе будет больше чем прежде денег, деньги обесценятся, товары подорожают, будет инфляция. А финансовая система была наполнена уже фиктивными деньгами сверх всякой меры. А теперь ее продолжали переполнять. Ясно было, что доверия система по-прежнему не вызывает и повторение паники не заставит себя долго ждать. И ясно было, что вторая волна будет уже на другом уровне.

Действительно, реальный сектор от «спасения» банков не оживился, учетная ставка государственных резервных систем теплилась вблизи нуля, а производство не оживало. В Японии она была по-прежнему около 0,1%, в США держалась на уровне 0,25%, в Англии – 0,5%, в еврозоне недавно еще держалась на уровне 1,5%. А игра с бумагами на биржах не вернула доверия к финансам, и производство не выползало из кризиса, фаза стагнации – застоя – затянулась. А число «ценных» бумаг в 2011 году циркулировало уже не в 6, а в 10 раз больше, чем стоимость мирового валового продукта за год.

Теперь стали на грань банкротства уже не частные банки, а сами резервные системы государств, выпускающие «настоящие» деньги. Государственные долги, и в первую очередь облигации и займы, не укрепляли финансы государств, возникла эпидемия долгов. Сталкиваясь с необходимостью выплачивать кредиты, такие страны как Ирландия, Греция, Португалия, Испания, Италия, бывшие страны социалистического лагеря, вошедшие в Еврозону, вынуждены были глубже погружаться в долговую кабалу, неуклонно соскальзывая в банкротство, в дефолт. Долг Италии превысил 120% валового продукта. Даже во Франции долг составляет 80% ВВП.

А саммиты руководителей государств искали легких путей спасения, старались обойтись косметическим ремонтом уже отжившей капиталистической системы, хотя даже в среде наиболее дальновидных буржуазных деятелей рождалось понимание тщетности этих попыток. Такие авторитеты, как Сорос, Лужков, Ходорковский уже задумались о пост-капиталистическом устройстве мира. Сейчас, из-за ограды зоны Ходорковский, а Лужков из-за рубежа пророчат революцию. А саммиты продолжали, сталкиваясь в борьбе национальных капиталов, искать общие решения по ограничению раскачки финансов, достигавшей уже амплитуд порядка 10%. В начале ноября был свой черный день на биржах – вторник. Паника, падение акций, в целом на 5%, в Италии до 8%. Саммит решает – увеличить размер банковских резервов, пытались добиться прозрачности банковской системы, и каждый раз выражали уверенность в том, что решение проблем найдено, и каждый раз собирались вновь решать те же проблемы. Уже и буржуазные СМИ признают – гора родила мышь, – сплошная риторика.

Инфляция растёт, и безработица тоже. В еврозоне число безработных уже превышает 10%, рост числа рабочих мест не повышает занятости, а проблему усугубляет трудовая иммиграция, несущая с собой заряд социальной напряженности. Никогда еще так ярко не проявлялась справедливость положения о том, что политика – это концентрированная экономика.

Долговая кабала буржуазных государств не может иначе ими решаться, как только за счет трудового населения. Затягивание поясов, ограничение заплат, все меры жесткой экономики, диктуемые кредиторами станам-должникам, ставят такие буржуазные правительства, как греческое, на грань политического банкротства. Этому примеров тьма – и в Ирландии, и в Испании, и в Италии. Народные массы имеют предел терпения, и за этим пределом наступает взрыв сопротивления. Это наблюдалось во всём капиталистическом мире. Народные волнения принимают самые различные формы, как организованные, как, например, в Греции, так и чисто стихийные, как в США – движение «оккупируй Уолл-стрит», охватившее как пожар за месяц со дня возникновения тысячи американских городов. Острый голод на протестную идеологию, в США наблюдатели отмечают – ищут идейное подкрепление свои протестов даже у мелкобуржуазных идеологов на основе уравнивания – по формуле «делиться надо» и – о, радость! – находятся «общественно ответственные» капиталисты, готовые делиться, лишь бы успокоить протесты, лишь бы сохранить саму систему. В Сан-Франциско, в Окленде непримиримость выливается в силовые схватки, вновь оказывается булыжник орудием пролетариата, как не иронизируют наши российские лидеры, что пора бы на вооружение брать компьютер. Компьютер тоже идёт в ход, и это вынуждает гасить протест цензурой там, где ее до сих пор не было. Так группу Вики Ликс добиваются привлечь к суду за раскрытие закулисных маневров буржуазных правительств. Спектр лозунгов самый широкий, от почти просьб к государству – «спасайте народ, а не банкиров!» до решительного «Долой капитализм!». После столкновений с полицией особенно привлекательны приглашения демонстрантов марксистами на свои собрания.

В Европе недовольство масс имеет крайние формы в Греции, от демонстраций, организованных профсоюзами и компартией до анархических акций молодёжи с поджогами и битьём стекол. Дело дошло до увольнения десятков тысяч госслужащих, встающих в ряды протестующих. Транспорт бастует, заводы останавливаются, уличные схватки не прекращаются, более 60% населения не хотят влезать в долговую кабалу на десяток лет вперёд. Еврозона задерживает 8 миллиардный уже шестой транш займа, в ожидании, как удастся Папандреу справься с ситуацией.

Но и в локомотивах еврозоны не спокойно. В Германии снижается темп производства, растёт безработица, население не одобряет евро, 75% мечтают о дойче марке, во Франции о франке мечтают 59%. Нет желания вытягивать из трясины погрязшие в долгах страны. Даже в маленькой Словакии считают – с какой стати спасать греков, если сами словаки живут беднее их. Кризис держит в своих тисках весь мир. В Аргентине – инфляция – подорожание на 25%. Президент Аргентины призывает вкладывать деньги не в банки, а в производство. На другом краю планеты – в Швеции – обанкротился автогигант SAAB. В центре Европы швейцарский банк Credit Suisse увольняет 1500 сотрудников.

Может у России дела получше, может не так уж это нас и касается? А с какой стати, разве у нас не такой же капитализм как у них? И даже более дикий! Вот правительство не желает допустить даже госкапитализм, Путин об этом предупреждал – боится его, как кануна социализма по Ленину. А зато допускает такие гримасы рынка, как кражу у народа денег капиталистическими монополиями. 150 млрд. рублей сверхприбыли присвоили монополисты энергетической сферы – признало правительство РФ. Это в дополнение к гримасам кризиса. А они и у нас достаточно грозные – сегодня в год из страны убегает уже 70 млрд. долларов капталов, вместо прежних 35. Центральный банк РФ объявил, что международный резерв валюты в конце 2011 г. сократился с 515 млрд. долларов до 495 млрд. Во Всеволожске МПРА на «Форде» уже провел предупредительные забастовки. «ВАЗ» в Тольяти уже увольняет и готовит новые увольнения рабочих.

Да, мы еще не вписались в ВТО, но уже вписались в капитализм. А он в кризисе. В системном – и экономическом, и политическом. Правительства уходят со сцены, руководители их подают в отставку. И Папандреу в Греции ушёл, и Берлускони в Италии. Предстоят выборы внеочередные. В Ирландии такие выборы привели к власти оппозицию, но долги ее остались, затягивание поясов не отменяется.

Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) резко сократила прогноз роста экономики еврозоны с 2% до 0,3%. В шесть раз меньше. Но, вот парадокс, биржи встретили «на ура!» решение Европейского центрального банка снизить учетную ставку с 1, 5,% до 1,25%. В чём парадокс? А в том, что снижение учётной ставки – мера борьбы с кризисом, признак падения производства, признак ниспадающей ветви цикла, чему же здесь радоваться? Наоборот, под разговоры о начале выхода из кризиса, о начале восходящей ветви, ожидали с нетерпением подтверждения восхождения, повышения учётной ставки, с тем, чтобы скорее, пока не подорожал кредит, взять в долг и заняться предпринимательством. Это как же надо испытывать стеснение в средствах, чтобы обрадоваться их удешевлению в преддверии спада производства и сопутствующих ему бедствий. И это при обилии денег в системе. Правда – фиктивных!

И вот что интересно. Сопоставим прогноз ОЭСР и решение ЕЦБ об учётной ставке. По прогнозу производство расширится всего на 0,3 процента. Это прирост капитала такой, это прибыль капиталиста, пущенная на расширение производства. Из этой прибыли промышленный капиталист выделяет часть кредитору, банку. А банк оценивает рост своей прибыли в 1,25%, т.е. более быстрый рост, чем рост всего целого, от которого он получит часть. Парадокс? Или гримасы игры на рынке финансов?

И чтобы удостовериться, заглянем на диаграмму кризисов, приведенную нами в указанной выше статье[4]. На ней отмечалась динамика роста производства на трех стадиях развития капитализма: на фабрично-заводской с 1810 до 1890 гг. усредненный с учетом кризисов темп роста экономики составлял 6%, на второй, империалистической стадии с 1890 по 1960 гг. он уменьшился вдвое, до 3%, и на третьей, на нео-колониальной стадии с 1960 г. он еще уменьшился, снова вдвое – до 1,5%. Выходит, при все более растущих абсолютных размерах прироста, относительный прирост падает, приближаясь к нулю. И прогноз ОЭСР ориентирует Европу именно на нулевой рост экономики, по сути – на предел использования отношений обмена для прогресса человечества. Близится переломный момент, момент отказа от этих отношений, как инструмента прогресса, отказ от посредника обменов – денег, переход от общества, основанного на погоне за прибылью, как побудителе общественного производства – к обществу, основанному на сотрудничестве, на координации, на производстве, непосредственно и осознанно производящем для нужд общества. А это – политэкономия рабочего класса, по определению Маркса (см. Обращение к рабочим по поводу создания I Интернационала): Общественное производство, управляемое общественным предвидением! 

О прогнозах, о предвидении

Думать, что капитализм обходится без предвидения, без прогнозов – ошибочно. Еще анализируя империализм, как новейшую стадию капитализма, Ленин отмечал новую роль банков, слияние государства с банками и с промышленным капиталом. Общий интерес – получение максимальной прибыли побуждал банки, куда обращались за кредитами, выбирать для кредитования такие фирмы, где прибыль сулила такой максимум. Вообще капитализм основан на коммерческой тайне, только каждая фирма норовит хранить свою тайну, но хочет знать замыслы конкурентов. И даже применяет в этих целях промышленный шпионаж. В США в аграрном секторе есть вполне легальные фирмы посредники, которые предлагают своим клиентам в обмен на информацию об их намерениях сообщать им информацию о конъюнктуре в областях бизнеса. Пользуется спросом и информация рейтинговых агентств. Наряду с дезинформаций агентств однодневок, искажающих ситуацию в пользу своих основателей, есть и авторитетные такие агентства, для которых их устойчивая репутация – источник доходов. Вот такое агентство шокировало экономистов в октябре 2011 г., понизив рейтинг экономики США впервые за всю историю. Эти агентства оценивают рейтинги возврата долгов. Так, когда облигации Греции повысили на биржах свою стоимость, стало ясно, что по такой цене выкупить их безнадежно, долг слишком велик. То же самое и с облигациями Италии – когда их цена возросла на 7%, правительство Берлускони пало. Отличие прогнозов этих агентств, отличие предвидения банков от того, которое имел ввиду Маркс, в том, что это было не предвидение того, что требуется обществу, а предвидение того, что требуется собственнику капитала, капиталисту. Если он найдёт, что ситуация позволяет получать прибыль в области военных заказов – его не смутит опасность того, что наращивание вооружений подталкивает к войне. Остается только найти того, кого будут бомбить. Сл нападение на Ирак не даст прибылей, достаточных для преодоления кризиса – бомбят Югославию, или Афганистан, или Ливию. Сейчас наглядно готовятся бомбить Сирию и Иран. Зная механику получения прибыли, не трудно теперь сделать такой прогноз, тем более, что этот механизм подготовки войны и связи ее с кризисом уже служил, Энгельсу для долгосрочного прогноза мировой войны, оправдывался этот прогноз, объявленный в резолюции Ленина и К, Цеткин на Базельском съезде II Интернационала. Теперь его могут делать даже буржуазные политологи, и они его делают уже, предрекая неизбежность третьей мировой войны. 

Лирическое отступление

Однажды на пикете молодой человек дружелюбно просветил меня: – «Дед, вот вы подохнете, и тогда мы заживём хорошо».

Да, время неумолимо, мы смертны. На что же мы тратим жизнь? На обеспечение себя средствами существования? Да, без этого не обойтись, НО…! В известном спектакле «Всё остаётся людям» звучит мысль героя – академика Дронова, вынесенная в заглавие, он спорит с религией о бессмертии души: «Загробная жизнь – что за дезертирская мысль! Там – ничего нет! Туда ничего не возьмёшь! Всё остаётся людям!».

Да, всё – ВСЁ – остаётся обществу. И то, что остаётся – живёт в людях.

«Вопрос только в том, что мы можем им предъявить?» – помните ли эту заботу героя пьесы Полонского и фильма «Доживём до понедельника»?

Е. Шварц в сказке «Обыкновенное чудо» словами своего героя Волшебника восхищается: – «Слава людям – они живут так, словно они вечны!».

Верно, это так! Но как мы можем так? Как можно так жить, зная – «Я смертен!»?

Древнегреческий миф о титане Прометее по-своему объясняет: – Прометей подарил людям огонь и избавил их от ожидания кончины, отняв дар предвидения своей судьбы.

Да, судьбы каждого из нас нам неведомы, и это отметил в своей «Педагогической поэме» педагог А. Макаренко, и добавил: – «но без перспективы – коллектив, в отличие от индивидуума, жить не может, он умирает».

Друзья называли Маркса «Прометеем», так и назвала свой роман о нём писательница Серебрякова. Мне представляется обоснованным это – «Прометей» вернул людям дар предвидения – не индивидуальных судеб, а судеб общества, создав научное обществознание – марксизм. И воздал должное этой способности человечества предвидеть, заявив в обращении по поводу создания I Интернационала: – «Политэкономия рабочего класса – это общественное производство, управляемое общественным предвидением!».

У Ленина, гениального мастера предвидения, есть статья «Пророческие слова», написанная летом 1918 года, уже после Брестского мира. Он пишет: – «В чудеса теперь, слава богу, не верят. Чудесное пророчество есть сказка. Но научное пророчество есть факт. И в дни, когда кругом нередко можно встретить позорное уныние или даже отчаяние, полезно напомнить одно оправдавшееся научное пророчество». Речь шла о предвидении мировой войны, как следствие раздирающих мир противоречий, порождённых капитализмом.

Энгельс в 1887 году на тридцать лет вперед предсказывал: «Опустошение, причинённое тридцатилетней войной, – сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание, как войск, так и народных масс, вызванное всеобщей нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; всё это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, – крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это всё кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса».

Это гениальное предвидение марксизма оправдалось через тридцать лет всеми ужасами империалистической бойни. Энгельс давал безупречно точный классовый анализ.

Ленин не раз предостерегал от педантского отношения к предсказаниям, когда упрекали, что ожидания революции классиков, связанные с кризисами, не раз оказывались обманчивыми. Да, говорил Ленин, порой их надежды на близкие сроки не оправдывались, но тем больше заслуга их в пророчествах – оправдывавшихся. Познание всех факторов истории еще только вначале, глубина предвидения еще не очень велика. Ещё в споре с плехановским «не надо было браться за оружие» Ленин напоминал наполеоновское – нельзя всё абсолютно предвидеть, «надо ввязаться в бой и действовать по обстоятельствам». И это не голый практицизм, не гнилой прагматизм, это то, о чём в наше время говорил специалист по управлению, пионер советской кибернетики академик В.М.Глушков. Есть ступень познания, когда надо действовать уже, проверять теорию практикой, а не углубляться в дальнейшие объяснения. Наука объясняет действительность, но дело состоит в том, чтобы ее преобразовывать, гласит одиннадцатый тезис «О Фейербахе».

Говорят, что история учит, что она ничему не научает. И еще говорят – умный учится на опыте других, а глупый – даже на собственном опыте научиться не может.

«Маркс и Энгельс … говорили всегда о долгих муках родов, неизбежно связанных с переходом от капитализма к социализму!» – пишет в своей статье Ленин, – «Но если отдельные люди гибнут от родов, новое общество, рождаемое старым укладом, не может погибнуть, его рождение станет лишь более мучительным, более затяжным, рост и развитие более меленным».

Вот здесь кончается вся лирика, вступает в силу исторический оптимизм человечества, здесь объяснение – почему люди, простые смертные – живут, словно они вечны.

И пора уже посмотреть, чему же научила история тех, кто в нынешнем мире претендует на государственную мудрость, и поразмыслить, что ждёт эту нынешнюю мудрость. Каковы они, эти «пророки».

Каковы они, эти «пророки»

Философия марксизма представляет собой диалектический и исторический материализм. Как материальная сила преобразования действительности марксизмом признаётся рабочий класс. Исторические условия его бытия делают его носителем своей собственной политэкономии, отличной от политэкономии буржуазии. Однако осознание своей политэкономии ни рабочему классу, ни буржуазии, и вообще никакому классу в истории не удавалось выработать самостоятельно, не привлекая профессиональных интеллектуалов, то есть прослойку интеллигенции. Разумеется, эта прослойка включает в себя разночинные группы, и для интеллектуальной деятельности наиболее благоприятны условия у господствующих классов. Они и могут нанять интеллигенцию, да и сами имеют больше возможности для интеллектуальной деятельности.

Порой, в борьбе с идеологией классового противника мы упрощаем наше представление о нем, недооцениваем его добросовестность. В нашей прессе сам марксизм порой изображается как добросовестное познание действительности, в отличие от буржуазных учений. Да тенденциозность буржуазной идеологии несомненна, но эта обусловленность их классовым интересом необязательно означает недобросовестность мышления Ленин в конспекте «Науки логики» Гегеля подчёркивает как материалистическое суждение об отношении мышления к интересам: «О наших ощущениях, влечениях, интересах мы, правда, не говорим, что они нам служат, но они считаются самостоятельными силами и властями, так что мы сами есть это». И помечает на полях: – интересы «двигают жизнью народов».

Идеология всякого эксплуататорского общества – идеология классового эгоизма, но она неизбежно двойственна, обязательно вынуждена соотноситься с интересами общества, выдвигая в своё оправдание некую социальную ответственность, о которой ныне говорят всё более навязчиво в нашей стране. Для феодалов это было как обоснование их господства необходимостью порядка в стране – Рюриковичей призвали навести порядок, для прогрессивной в былые времена буржуазии – это необходимость обеспечить социальную справедливость соответственно участию в производстве, а не по знатности рода. В определенных обстоятельствах классовый эгоизм принимал форму готовности представителей класса эксплуататоров отдать жизнь за тот порядок, который в основе своей отрицал коллективизм. Марксизм признавая за классом рабочих роль гегемона в революции, утверждал, что он не может освободить себя от гнета буржуазных отношений, не освобождая и всего общества. Иногда это вызывает недоумение – как, пролетариат освобождает и капиталистов? Да, непосредственный классовый интерес препятствует их осознанию, что им, как и всему человечеству, необходимо такое освобождение, но, тем не менее, оно объективно необходимо. Насколько бытие капиталиста обуславливает его идеологию показывает такая иллюстрация: в «Педагогической поэме» Макаренко есть персонаж дельца, – хозяйственника, обеспечивающего нужды коммуны имени Дзержинского. Он не мог вынести, если капитал бездействовал. Его понимание капитала как мощности общества не позволяло ему мириться с этим, и смысл своей деятельности, своего творчества он видел в приведении этой мощности в действе. Чего не было в его понимании? Того, что его индивидуальное творчество – противостоит общественной организации действия этой мощности, противостоит общественному предвидению, управляющему общественным производством. Осмысливая описание капитализма в произведениях Горького – «Фома Гордеев», «Дело Артамоновых», «Васса Железнова», «Егор Булычёв и другие», «Достигаев и другие», видишь, как забота о бизнесе, как об общественном порядке, то есть о капитализме – перерастает личный эгоизм. В современном деловом мире нередки случаи, когда фирма передается не родственнику по наследству, а постороннему, даже порой выходцу из низших слоев общества, лишь бы способному сохранить бизнес. Они тоже живут вроде как и мы – с верой в бессмертие своего «дела», в незыблемость буржуазного стоя.

Характерно, что один из соратников академика Глушкова по Институту кибернетики» – знаменитый хирург Н. Амосов, известный свей повестью «Мысли и сердце», а также работами о работе мозга как программируемого автомата, стоявший до перестройки на тех же позициях, как, скажем, академик Пётр Капица, ценивший достижения социализма, в годы перестройки усомнился, в своих работах. Он высказал предположение – по-видимому, капитализм обеспечивает лучшую производительность труда, лучше удовлетворяет потребности общества. Это в то время, когда его учитель, Виктор Михайлович Глушков предупреждал, что после тридцатых годов управлять общественным производством без кибернетики уже было трудно, а в середине века и невозможно! Так удивительно ли, что классовый интерес буржуазии во всём мире подталкивал именно к такому как у Амосова пониманию потребностей общества.