Сладкая метрополия

В. Тушканчиков

«Утечка умов» из стран бывшего СССР – явление уже не новое. По некоторым оценкам, только Россию, и только за 5-летний период с 1999 по 2004 годы, покинуло 25 000 учёных, а к 2008-му году ещё примерно 30 000 ежегодно работали по системе контрактов за рубежом [1]. Причины: «слабая обеспеченность материально-технической и приборной базы, недостаточное внимание государства и общества в сфере научных исследований, низкий уровень оплаты труда как молодого учёного, так и учёного высшей квалификации, слабая интеграция фундаментальной науки с государственными и частными предприятиями, низкий престиж статуса учёного в России» [1].

Если при этом учесть, что в России на конец 2000-х годов «около 450 тысяч специалистов можно [было] формально назвать учёными, из них лишь около 100 тысяч более половины своего рабочего времени уделяли изучению неисследованных областей и совершенствованию существующей и разработке новой техники..., остальная же часть, скорее всего, не располагала необходимыми условиями, возможностями, оборудованием, мотивацией для осуществления серьёзных исследований»[1], то можно смело констатировать, что когда заходит речь о «российской» или о «постсоветской» науке, то должна она вестись в первую очередь (и уже давно) о странах капиталистического центра, «метрополии», и только во вторую – об остатках отечественной науки в бывших советских странах, ныне странах капиталистической периферии, «полуколонии».

Но сегодня мы поговорим не об этом, а о том, что с конца 90-х годов «утечка умов» серьёзно помолодела: говоря о ней, уже давно следует иметь в виду отъезд, в первую очередь, не учёных, не «зрелых умов», а ещё несостоявшихся, но от того не менее перспективных, «умов». Которые просто не собираются дожидаться, прозябая в колониальной реальности, каких-то «дипломов», «степеней», «открытий», «публикаций» или «званий», а сразу же, со школьных и институтских лет, ориентируются на профессиональную карьеру в «метрополии». Таких качественно разных этапов «утечки умов» за последние десятилетия наблюдалось три. Или даже не этапов, а тенденций, потому что на каждом новом этапе подключались новые тенденции – старые же никуда не делись, а только продолжались, если не усиливались.

Первый этап – позднесоветский и  сразу-после-перестроечный. Тогда бывшая советская научная и преподавательская элита толпами валила за рубеж, а аспирантов и студентов там особенно не ждали, да и уровень знания иностранного языка не позволял этой группе надеяться на сколь-нибудь приличные перспективы в западных ВУЗах. Поэтому, в первой половине 90-х, подающие надежды аспиранты ещё доучивались в СНГ-овских ВУЗах у старых советских преподавателей; во второй половине 90-х они же кое-как доучивали брошенное без присмотра поколение студентов – в массе своей ещё «бюджетников».

Второй этап начался в конце 90-х, когда молодёжь стала массово уезжать за границу, не дожидаясь присвоения учёных степеней. Уровень знания предмета позволял им это делать с самого начала перестройки, изучение иностранного языка в аспирантской и студенческой среде к тому времени уже набрало силу, иностранные же ВУЗы (в первую очередь англо-саксонские) также освоились с приёмом неплохо подготовленных (хотя бы на базовом уровне) за счёт бюджета бакалавров и специалистов из СНГ – на должности учебных или научных ассистентов. Получали они порядка 1000 долларов в месяц (для того времени астрономическую по нашим, хотя и нищенскую по «западным» меркам, сумму), при этом ещё и имели возможность получить степень магистра или доктора, в результате чего были счастливы обе стороны – одна наживалась, а другой казалось, что наживается она.

Наконец, в 2000-е, когда быстрыми темпами начала уничтожаться даже та система бесплатного высшего образования, что худо-бедно функционировала в 90-е (когда у «реформаторов», дерибанивших социалистическую индустрию, до образования не доходили руки), начался уже третий этап «утечки умов». Потихоньку-полегоньку поголовный переход на платное образование (с оставшимися бюджетными местами, распределяемыми между строго «нужными» людьми) заставил многих молодых людей и их родителей, к тому времени уже имевших перед глазами успешный опыт соотечественников в 90-е годы, заранее отправляться в «перспективные» страны, не дожидаясь отечественного диплома о высшем образовании – либо по всевозможным (в 90-е годы недоступным, но к середине 2000-х уже вызревшим) конкурсам и программам для привлечения перспективных абитуриентов из-за рубежа, либо «на свои кровные», появившиеся после экономической оттепели 2000-х у некоторой части населения (так называемого «среднего класса» с доходом свыше 500 долл. в месяц). В основном это касается Западной Европы, где ещё распространена система бесплатного высшего образования, а также Восточной, где есть возможность получить образование, более или менее (по соотношению цены и качества) сравнимое с отечественным, но на английском языке и по приближенной к западным стандартам, – если речь идёт о сфере знаний, в которой сильно различались советское и западное образование, – программе.

Что за новый этап придёт теперь, после 2013-го, по мере того как и бесплатное школьное образование «приказывает долго жить» вслед за ВУЗовским, остаётся лишь предполагать.

Пирамида распространения тенденции «утечки умов» из стран СНГ:

Начало 90-х

Учёные, преподаватели

Конец 90-х – середина 2000-х

Выпускники  ВУЗов и  аспиранты

Конец 2000-х – выпускники средних школ

?

«Их стало слишком много, чтобы их не замечать. Аккуратные молодые люди с наушниками и ноутбуками. Неброско одетые, без макияжа девушки в кроссовочках с рюкзачками. Их можно встретить в украинских поездах, идущих с запада на восток, в самолётах дешёвых бюджетных авиа­компаний. Это — наши соотечественники, которые учатся на Западе. Настоящем. Студенты западных университетов и колледжей, … дети украинского среднего класса, которые попали в западные вузы в результате тщательного отбора, организованного под видом различного рода конкурсов и программ» [2]. Масштабы такого «исхода» составляют от 20 до 27 тыс. ежегодно только по одной Украине. [2]

Причины такого «раннего исхода» понятны. Самая первая и банальная – это стипендия (если удаётся пройти соответствующий конкурс). Ведь не секрет, что на отечественную (если её каким-то чудом удалось получить) невозможно даже снять скромный уголок в крупном городе СНГ. Вторая – перспективы дальнейшей учёбы и карьеры. Чтобы поступить, скажем, в магистратуру или аспирантуру приличного западного ВУЗа, да ещё со стипендией, необходимо очень хорошо сдать тесты (в том числе по выбранной специальности) на иностранном языке. Никакие «курсы иностранного языка» этому не помогут – придётся изучать учебники, специальную литературу, и т.д. –  то есть, учась в «родном отечестве», вынужден будешь фактически получать два образования – одно на своём языке (в редких случаях бесплатно), другое (самостоятельно) на английском или каком-либо ещё иностранном. Ещё и придётся искать «единомышленников» для того, чтобы все эти знания практиковать, а среди оных обязательно должны быть люди, весьма талантливые в области лингвистики и культурологии; или же платить огромные деньги за специализированные курсы по подготовке к тестам, «отстёгивать» репетиторам для улучшения разговорной речи, которая должна быть приличной для выигрыша должности учебного ассистента… И даже делая всё это, но одновременно вращаясь в одноязычном институтском коллективе, мало шансов подтянуть образование на втором языке до должного уровня. Потому-то, «более продвинутые полуколонии» – такие как Польша, Чехословакия, Венгрия – уже давно освоили образование на иностранных языках в интернациональных студенческих коллективах. По окончании же весьма престижного западного ВУЗа – гарантирована более-менее сносная карьера в «метрополии»: либо научная (с соответствующим финансированием и техническим оснащением), либо (если особенно повезёт) даже финансовая.

Гораздо сложнее понять, что движет «западным» обществом, с готовностью принимающим такой мощный поток восточноевропейских (да и азиатских) абитуриентов. Судя по последнему мировому рейтингу ВУЗов, самый лучший из СНГовских – МГУ – оказывается, в лучшем случае, где-то в середине второй сотни, первую же прочно оккупировали различные англосаксонские университеты. Если «их» система образования такая продвинутая, как видно по рейтингам, то зачем же им требуется этот «переток мозгов»? И почему наши вчерашние одноклассники и одногруппники, на которых на Западе поначалу смотрят как на каких-то обезьян или неотёсанных медведей, так быстро проходят процесс адаптации и получают от своих иностранных коллег комментарии типа «это какие-то монстры, которые, глядя на доску с формулами, сразу же всё схватывают, понимают, комментируют, да ещё и указывают лектору на его вычислительные ошибки», а потом сами пишут комментарии вот такого рода:

«Уровень знания наших студентов гораздо выше американских. Я сейчас в аспирантуре в США. В одном из лучших государственных университетов страны. Преподаю физику студентам. Судя по их знаниям, в школе у них учат плохо. Нулевые знания по физике и математике, это уж точно». «Отношение студента к учебе такое: он платит деньги за информацию (как правило >15000 $ в семестр), а я (преподаватель) даю ему эту информацию» [3]. «Судя по тому, как мои студенты умеют писать по-английски, дело с этим обстоит не лучше чем с физикой и математикой…» «Что же сказать про хваленую американскую аспирантуру (наша магистратура + аспирантура)? Да, она не плохая. Однако посмотрим, кто в ней учится. У нас на физическом факультете в основном русские и китайцы. На инженерном факультете - русские, китайцы, индийцы. Американцы редко идут дальше бакалавра. И это несмотря на то, что государственные вузы обязаны отдавать предпочтение американцам. А посмотрим, кто преподает... За 3 семестра я взял 9 курсов. Из них 7 читали русские профессора…» [3]«У меня в лаборатории все аспиранты — китайцы, много китайцев постдоков» [4].

Могут, конечно, сказать, что образование в англоязычных странах хорошее: просто не хотят их выпускники идти в аспиранты, а идут в частный сектор «делать деньги». Выпускники же восточноевропейских или азиатских ВУЗов, которых численно больше, просеиваются на «природный талант» (или «божий дар») и набираются в аспирантуры, где получают в 3-4 раза меньше, чем «они». Ну, а почему же тогда научный труд так «престижен», что свои выпускники не хотят в него идти? И как это согласуется с теми фактами, что первокурсники не могут Икс из одной части уравнения в другую перенести, при этом тратят четыре года колледжа в основном на восполнение тех пробелов в знаниях, что выявились по результатам окончания школы? Насколько вообще могут быть «образованными» люди, предпочитающие рутину научной работе? Есть одно объяснение. Это капитализм.

Образование – та отрасль, где товарно-капиталистический маразм проявляется особенно чётко. Товар предполагает обмен, обмен же подразумевает наличие двух относительно равноправных хозяйствующих субъектов, чётко представляющих, что им нужно. Маразм может не так сильно касаться современного высшего (особенно магистерского) образования, где человек, в принципе, уже может и зачастую обязан подозревать, какие «знания» и «умения» ему потребуются. Но такого рода «образование» даже и образованием назвать нельзя. Это – скорее приобретение узкопрофессиональных навыков, ничего общего не имеющее с предполагаемым дальнейшим обучением в докторантуре, требующим фундаментальной подготовки. Но как может человек «хотеть» того, о чём он не только «понятия», но даже представления не имеет? Математическая или формально-логическая строгость, к примеру? Могут сказать, что это «хотение» должно быть уделом родителей. Родители, так сказать, «заказывают музыку». Но, во-первых, супротив родительского патернализма в «цивилизованном мире» существует та же ювеналка, пособия для молодёжи, желающей жить отдельно от родителей, и т.д.; во-вторых, большинство родителей в указанных вопросах также не разбираются. Можно, конечно, заводить профессиональные династии математиков, химиков, или биологов, вот только исторически из этого тоже ничего не получается – «на детях гениев природа», как известно, «отдыхает» – в лице капиталистической системы разделения труда и воспитания.

А, может быть, «музыку» в таком случае должны заказывать частные работодатели? Они-то ведь действительно знают гораздо лучше, какие качества выпускника им нужны. Такое положение дел имеет место, например, в Японии. Там «пожизненные наниматели» с ранних лет следят за своими «кадрами» и производят по отношению к ним самый, что ни на есть, «патернализм». Однако же, японская система пожизненного найма широко критикуется в ведущих экономических кругах за её «негибкость». К тому же, данная система распространяется только на крупные ТНК, в которых занято не более 20% японской рабочей силы. Остальным же японцам всё равно предстоит «дикий рынок» с его высшим образованием «из пяти предметов – пачинко, выпивка, случка, умение не учиться, умение не работать».

Выход из положения находится простой: они друг друга хорошо дополняют – развитый товарный капитализм (с его «оказанием услуг» вместо образования) иотносительно более традиционные общества, широко наделённые другими формами господства и подчинения – где необходимые знания той же формальной логики, языковой грамматики, и т.п., представляют собой не «результат услуг», а вдалбливаются в голову юного «субъекта» буквально молотком по принципу объекта. И то, и другое – и разбиваемая об голову линейка, и ювеналка с её «правами взрослого» – разные стороны одной и той же медали, одной мировой системы современного империализма. К тому же, бывшие соцстраны здесь выигрывают ещё и оттого, что в них в своё время уже начинала преодолеваться система господства и подчинения; выстраивались элементы новой системы образования, построенной на сотрудничестве и взаимопомощи учащихся (остатки которой чувствуются в нашей студенческой среде до сих пор). Вот и идёт поток (студентов, аспирантов, учёных), а в противоположную сторону – обратный поток (высокооплачиваемых специалистов и «нобелевских лауреатов», необходимых таких наиболее быстро развивающихся странах «периферии» как Китай). Выстраивается и соответствующая система мотиваций.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Что ждёт уезжающих школьников, студентов, аспирантов, учёных? По большому счёту, ничего – только эксплуатация, степень которой будет тем выше, чем ярче их интеллектуальный талант. Что «ничего не ждёт» их на современной капиталистической «Родине» – это тоже понятно. Но и «метрополия» не даст возможности развиваться ни в научном, ни в личностном плане. Потому, так или иначе, значительному количеству этих людей придётся задумываться о том, чтобы менять положение, сложившееся в мировой научной системе. А этого нельзя сделать, предварительно не поменяв экономическую и политическую системы.

«Сергей заразился на Западе вольнодумством. Недавно приезжал в Харьков… Мне пришлось выслушивать его спичи про скучных немцев и эксплуататора-работодателя, на которого он вкалывает по десять часов в сутки, «потому что, дескать, кризис».» [2] По некоторым сведениям, большинство приезжающих в англосаксонские страны последипломников (дома уповавших на «сладкую метрополию», в то время как их родственники и соседи до смерти ждут «доброго царя» и «капитализма с человеческим лицом»), уже через несколько месяцев начинают задумываться об окружающей их действительности, а в анкетных опросах оценивают социальную систему «метрополии» как «несправедливую». Этому способствуют не только социальное неравенство и античеловеческая сущность буржуазной культуры, но и унизительная «система выпрашивания грантов», ничего общего не имеющая ни с наукой, ни с демократией.

Ссылки:

1). http://www.radtr.net/dergi/sayi1/faranosov.htm (Александр Фараносов. Проблемыутечки мозгов из России. International Journal of Russian Studies, 2008, №1)

2).http://timeua.info/060912/64371.html (Вячеслав Новиков. Это сладкое слово «заграница». «Время», 6 сентября 2012)

3).http://myhomelatvia.com/se/novosti/index.php?action=show&nid=4079 «Как я учу американских студентов».

4).http://aspirantspb.ru/blog/?p=3959 (Артём Оганов. «Как стать аспирантом американского университета»)