Делегат будущего

А.В.Харламенко.

Начало, Окончание.

«Те, кто действительно заслуживает названия политического деятеля, не умирают для политики, когда наступает их физическая смерть».

В.И. Ленин

«В характере кубинцев пламенная страстность счастливо сочетается с огромной выдержкой».

Хосе Марти

1. Человек, страна, эпоха

28 января 2013 г. кубинский народ и его друзья отмечали 160-летие со дня рождения Хосе Марти. 118 лет назад его настигли пули карателей. Кем был этот человек в своем времени и кем остается в Истории?

Кубинцы могут сказать о нем с большим правом, чем русские о Пушкине: «наше все». Как ни велик вклад Александра Сергеевича в отечественную культуру,  Россия, подобно большинству стран Старого Света, обрела историческую жизнь задолго до рождения своего Поэта-классика.  Иное дело – Новый Свет, чье самостоятельное развитие было оборвано европейским колониализмом  и вновь обретено в последние два века. На Кубе  самообретение лишь начиналось ко времени Хосе Марти. Он – ровесник нации, можно даже сказать – живое воплощение ее рождения: кубинец формально во втором, по существу – в первом поколении. Отца,  сержанта-артиллериста, прислали из Испании держать Кубу в подчинении как колонию. Сын ощутил и осознал ее Родиной, Отечеством, борьбе за ее свободу и независимость посвятил всю сознательную жизнь.

Патриотом человека делает не кровь, как говорили прежде, не гены, как скажут теперь, а общественно-культурное самосознание. Там, где нация сложилась давно, ее самосознание можно усвоить, можно обогатить (а можно, как мы знаем на горьком опыте, совершить обратное). Самосознание нации рождающейся надо сформировать. Личность, которой удается внести в его формирование важный, подчас решающий вклад, навеки остается национальным героем и даже более того -  живым символом Родины, Отечества. Таким для Кубы стал Хосе Марти.

По разносторонности личности он сродни титанам итальянского Возрождения или нашему Ломоносову.  В чем только не проявил себя этот невысокий человек хрупкого сложения, и во всем вырастал в исполина. Политический деятель, дипломат, публицист, оратор, журналист, объехавший почти весь Новый Свет и часть Старого, писавший чуть не обо всех достойных упоминания событиях и современниках, лично знакомый со всеми видными деятелями Центральной и Южной Америки. Писатель и поэт, прославленный во всем испаноязычном мире, а на Кубе знакомый буквально каждому с детства – с первых книжек, написанных им для маленького сына. Везде, где кубинцы собираются вместе, непременно поют на его слова «Гуантанамеру» – почти второй гимн страны. Без Марти невозможно представить кубинскую национальную культуру – с этим согласится любой кубинец, любой сколько-нибудь образованный латиноамериканец (да и уважающий себя испанец).

Для новой Кубы, ставшей более полувека назад Островом Свободы, Хосе Марти – прежде всего революционер.  Да и кем еще мог быть патриот и гуманист в стране, стонавшей под игом колониального режима, одного из самых отсталых, коррумпированных и жестоких в мире? Почти столетие после того, как остальная Латинская Америка завоевала независимость, Куба наряду с Пуэрто-Рико оставалась одной из последних колоний Испании.  Уже почти всюду в Америке покончили с рабством негров, только  в Бразилии и на Кубе оно сохранялось до конца 1880-х гг. Хищная испанская бюрократия выжимала из Острова не меньше, чем прежде из всех колоний, но и метрополии это не шло впрок. Мадридские временщики, следуя истинно бурбонскому принципу «после нас хоть потоп», истребляли на Кубе любую конкуренцию своей рахитичной экономике, но позволяли пришлым и местным латифундистам  превращать Остров в монокультурного производителя сахара на один – североамериканский – рынок. В Вашингтоне потирали руки, ожидая, когда «жемчужина Антил» упадет им в руки, по выражению одного из обитателей Белого дома, «как созревший плод».

В отроческие годы Марти его родина жадно ловила известия с востока, из Испании, и с севера – из США. И здесь, и там гремели революции. В Штатах – вторая, в Испании – минимум пятая. Многие кубинцы ждали, что из-за Флоридского пролива или из-за Атлантики придет свобода. Неужели янки-северяне, победившие  мятежных рабовладельцев Юга и освободившие черных рабов, останутся равнодушны к страданиям таких же невольников на плантациях Кубы? Неужели Первая испанская республика забудет братьев на Острове – ведь для большинства кубинцев, в жилах которых текла испанская кровь, метрополия при всех обидах еще оставалась матерью-Родиной? Разочарование было тяжким. Испанские либералы, радикалы, социалисты и анархисты, бесконечными междоусобиями демонстрировавшие, «как не надо делать революцию» (Ф. Энгельс), едины были только в одном: никакого самоуправления колониям, никакого освобождения негров.  При республике кубинцам жить  стало не лучше, а хуже, чем при монархии. Полуразвалившееся государство удерживало господство над последними колониями лишь по одной причине: этого хотели в Вашингтоне. Там и не думали помочь соседям обрести независимость, а копили силы, чтобы самим завладеть Кубой, Пуэрто-Рико и Филиппинами. Пока же предпочитали, чтобы колонии оставались в руках слабой Испании, лишь бы не перешли под власть более сильных держав или, боже упаси, не сделались  независимыми. Патриотам становилось ясно: народ не освободит никто, кроме него самого. Хосе Марти, как многим до и после него, пришлось стать революционером вопреки «героям» революционной фразы, обернувшихся худшими врагами революции.

10 октября 1868 г. началась первая война за независимость, которую на современной Кубе считают началом Революции. На бедном, традиционно мятежном востоке Острова – в провинции Орьенте – народ взялся за оружие. В отряды повстанцев – мамбисес вливались крестьяне-гуахиро, батраки, рабочие табачных мануфактур, небогатые плантаторы-патриоты  и  освобожденные ими негры. Но в густонаселенных и богатых западных провинциях врагам удалось временно подавить восстание. На страну обрушился свирепый террор.

Пятнадцатилетний Хосе Марти бесстрашно публикует в рукописном школьном журнале стихотворение «10 октября»:

Сбылась моя мечта… Воспрянул мой народ,
Народ моей страны, моей любимой Кубы,
Три века он страдал, до боли стиснув зубы,
Три века он терпел насилья черный гнет…
И цепи разорвав, народ мой величаво
Теперь идет путем свободы и побед,
Сбылась моя мечта, ее прекрасней нет!

В начале 1869 г. в газете «La Patria Libre» («Свободная Родина»; «Viva Cuba Libre!» – таков был клич мамбисес, наводивший на колонизаторов ужас ) увидела свет стихотворная драма «Абдала». Создав образ романтического героя – защитника арабской Гранады от тирании испанского короля, – юный автор произвел расчет с наследниками инквизиторов и конкистадоров. Те поняли все правильно: газета после первого же номера была закрыта,  поэт приговорен военным трибуналом к шести годам каторги на острове Пинос (там же, куда при Батисте сошлют Фиделя и его товарищей). Непосильный труд в каменоломне в кандалах (!) обрекал 17-летнего юношу на мучительную смерть. Когда он тяжело заболел, друзьям удалось добиться замены каторги высылкой в метрополию.

Судя по всему, испанские республиканцы-масоны пытались привлечь к себе отважного юношу, к тому же состоявшего, как тогда все революционеры испаноязычных стран, в масонской ложе. Ссыльному позволили поступить в Мадридский, затем в Сарагосский университет, где он с блеском окончил два факультета – сначала гражданского права, потом философии и словесности. Удалось даже напечатать обличительный памфлет о колониальных застенках – «Политическая каторга на Кубе». Но расчеты влиятельных сеньоров Марти не оправдал. Поддержку испанской республики он четко обусловил освобождением политзаключенных и признанием права колоний на самоопределение.  «Сегодня я ее приветствую, но завтра я ее прокляну, если эта республика будет душить другую республику, если народ, ставший наконец свободным, будет душить свободу другого народа». Так и произошло.  Марти покидает республику, оттолкнувшую угнетенные народы и обрекшую себя на бесславную гибель. Не только на Испанию, но и на всю Европу опускается ночь реакции. Молодой кубинец понимает, что при всей любви к Родине и Революции незачем бросать себя и других  на штыки многократно превосходящих сил врага.

Теперь его главное оружие – перо. Начинается долгая одиссея в поисках союзников и друзей борющейся родины. Франция, Англия…  Нет, от этих держав, завершающих колониальный дележ мира, народам нечего ждать свободы. Но уже почти сто лет, со времен Боливара, перед которым Марти преклонялся, на свете есть независимая Латинская Америка. Многими ее странами правят либералы-масоны, выступающие за независимость, свободу, реформы, просвещение народа, социальную справедливость. Они – противники европейского колониализма в Западном полушарии, их страны хорошо помнят не только колониальное иго, но и недавние агрессии Испании, Франции, Англии. Если где и можно найти поддержку дела независимости Кубы, то здесь, в Нашей Америке (так назовет ее Марти). Сюда он и направляется. Мексика, чей народ  недавно разбил воинство Луи Бонапарта. Гватемала, выступающая за объединение Центральной Америки. Венесуэла – родина великого Боливара.

Президенты-либералы, действующие и бывшие, радушно принимают прославленного поэта и публициста. Они создают систему светского образования в борьбе с могущественной католической церковью, и им нужны образованные помощники. Но этот странный человек убеждает их, что без раскрепощения крестьян, равноправия индейцев, без наделения их землей не будет ни независимости, ни свободы. Дон-Кихот да и только! Всем просвещенным людям известно: простонародье вообще и индейское в особенности – темная разрушительная сила, послушное орудие клерикалов. Свобода и демократия превосходны, но пока невозможны – темная масса воспользуется ими во зло. Сначала надо просветить народ, а уж потом, в будущем… Пока же остается одно – наводить железной рукой «порядок и прогресс» (девиз позитивистской философии, украшающий и поныне гербы некоторых стран), опираясь на латифундистов, фабрикантов, на иностранный капитал, несущий в варварские страны цивилизацию. Но Дон-Кихотами оказались сами реформаторы. Никакого «потом» история им не отпустила. Те, на кого они рассчитывали, предпочли «порядок и прогресс» военных диктатур, народу же было незачем защищать реформаторов, ничего не изменивших в его тяжелой жизни. Марти становилось здесь нечего делать.

Безрадостные вести шли с родины. Народ измотан десятилетней неравной борьбой, среди патриотов – раскол. Большинство их лидеров, как и обитатели президентских дворцов обеих Америк, страшатся восставшего народа или не верят в его победу.  В 1878 г. они подписывают с колонизаторами Санхонский пакт – соглашаются прекратить вооруженную борьбу. Один «бронзовый титан» Антонио Масео выступает с протестом.

Единственный плюс  пакта – политическая амнистия. Воспользовавшись ею, Марти в сентябре 1879 г. возвращается на родину. Не для того, чтобы смириться, а для того, чтобы войти в руководящий совет, готовящий новое восстание. Яркий пример внутреннего единства мировой истории: в том же году в далекой России рождается «Народная воля». Обе отчаянные попытки повернуть ход истории волевым усилием кончаются одинаково. «Малая война» мамбисес  терпит неудачу, Марти арестовывают и снова высылают за границу (уничтожить знаменитого поэта и журналиста, близкого друга президентов, колонизаторы не могли себе позволить).

Марти обосновывается там же, где незадолго до того руководство I Интернационала, – в США. В полночь мировой реакции там оставалась хотя бы тень свободы.  Он работает постоянным корреспондентом виднейших латиноамериканских газет, консулом Аргентины, Парагвая и Уругвая, возглавляет Испано-американское литературное общество. Но революционной деятельности не прекращает. Выступает с пламенными речами, пишет прокламации и воззвания, собирает пожертвования, организует закупку оружия.

Среди эмигрантов были бедные и богатые, рабочие и фабриканты, ремесленники и интеллигенты. Одни, как Марти, были высланы с родины, другие сами спасались от репрессий, третьи приехали за куском хлеба или ради бизнеса. Большинство не порывали связей с родиной, мечтали о свободе Острова. Типичной для Латинской Америки была политическая раздробленность: до 200 патриотических клубов и хунт. Марти первым поставил ясную цель – сплотить революционеров единой организацией. На это потребовалось 12 лет.

Тем временем Куба во многом менялась. Рабство пришлось отменить самим колониальным властям. На смену противоречию между рабовладельцем-плантатором и черным рабом  шли противоречия между капиталистом и рабочим, латифундистом и сельским тружеником – батраком, арендатором, мелким земледельцем. Перед революционерами встал вопрос: на кого опираться дальше? Поскольку движение носило национально-освободительный характер, Марти подобно современным ему революционерам балканских стран и Китая пришел к выводу, что создаваемая партия должна сплотить во имя независимости сознательных представителей всех классов и социальных групп, «объединить вчерашних вождей и солдат освободительного движения с рабочими, фабрикантами и ремесленниками, торговцами…  Эта партия – плод глубокого изучения силы и слабости нашей революции».

Впоследствии многие марксисты на Кубе и в СССР полагали, что Марти тем самым отдавал дань мелкобуржуазным иллюзиям, недооценивал классовые противоречия. Мне представляется, что это – вывод поспешный и односторонний, соответствующий скорее букве исторического материализма, чем его духу. Чтобы подойти к исследованию идей и практики политического деятеля с марксистских позиций, прежде всего надо разобраться: интересы каких классов выражали эти идеи и эта практика на деле, в живой действительности, кто конкретно их воспринимал и поддерживал. С учетом этого становится понятной историческая перспектива идей и практического опыта Хосе Марти.

Можно ли считать партию, создававшуюся Марти, партией национальной буржуазии или мелкой буржуазии? Действительно ли ею руководили эти классы? История свидетельствует: при жизни Марти абсолютное большинство землевладельцев и крупной буржуазии выступало против независимости, ибо не хотело и боялось народной революции. Верхушка пресмыкалась перед колониальными властями, другая часть (автономисты) стремилась к самоуправлению под властью Испании, третья (аннексионисты) – к поглощению страны Соединенными Штатами.  Мелкая буржуазия,  сравнительно немногочисленная, «зажатая» между крупным капиталом и массой неимущих, не играла самостоятельной роли. Часть интеллигенции мелкобуржуазного происхождения и землевладельцев востока Кубы, отдельные капиталисты-эмигранты участвовали в освободительном движении в силу личных убеждений и семейных традиций, а не позиции классов, из которых вышли.

В то же время самую многочисленную,  боевую  и организованную часть патриотов составляли полупролетарии и пролетарии: на селе – крестьяне-гуахиро и батраки, в том числе бывшие рабы, в городах и в эмиграции – рабочие. Индустриальный рабочий класс на Кубе только зарождался, но давно уже сложилась социальная группа работников мануфактурного типа, на редкость подготовленных условиями труда и жизни к восприятию революционных идей. Речь идет о рабочих-табачниках, чей труд требовал мастерства и квалификации, что предполагало и соответствующие культурные потребности. Показателен такой факт: в каждом  помещении, где скручивали знаменитые гаванские сигары, рабочим непременно читали вслух газеты и книги, часто патриотического содержания; хозяевам приходилось с этим мириться, чтецов оплачивать и даже, случалось, укрывать от полиции – иначе было не удержать мастеров. Другая редкая для Латинской Америки тех лет особенность табачного производства:  рабочими были как мужчины, так и женщины. Табачников было много и среди кубинских эмигрантов в США, в основном в двух городах штата Флорида, оплотах патриотического движения, – Тампе и ближайшем к их родине Ки-Уэсте (эти города и теперь «левые», оппозиционные контрреволюционерам-«гусанос», свившим гнездо в Майами).

В 1887 г. Марти возглавил временную Исполнительную комиссию для объединения эмиграции «на демократических началах и на основе равенства». В январе 1890 г. в Нью-Йорке при его ведущем участии Марти была основана Кубинская патриотическая лига. В конце 1891 г. он посещает Тампу и Ки-Уэст. Перед эмигрантами Тампы, в основном рабочими, произносит речь, известную под названием «Со всеми и для блага всех». Оратор призвал «объединить все слои народа, ибо только объединение может дать нам победу… Пусть торжеству свободы не угрожают междоусобные распри, чрезмерная медлительность или излишняя поспешность». В то же время он прозорливо предупредил, что кубинские патриоты ищут «не смены формы угнетения», не замены хозяина-испанца господином в американском мундире: «Нам нужны не марионетки, а правительства, созданные нами самими, выражающие интересы нашей страны». По его предложению революционеры-эмигранты Тампы приняли резолюцию о необходимости создания единой организации.

В январе 1892 г. Марти подготовил проект программы и устава Кубинской революционной партии. Документы, вынесенные на обсуждение эмигрантских организаций, получили одобрение. Согласно программе, партия ставила целью «добиться полной независимости Кубы и помочь освобождению Пуэрто-Рико», но предостерегала от плохо подготовленных и несогласованных выступлений. Ставились задачи путем вооруженной борьбы свергнуть гнет колонизаторов и установить подлинную демократию, ликвидировать экономическую систему колонии и обеспечить всех работой, создать свободную родину для блага всех.

10 апреля, в годовщину созыва в 1869 г. первой Конституционной ассамблеи, было торжественно провозглашено создание партии. Руководителем был избран Х. Марти. Вместе с ним акт об основании партии подписал рабочий лидер Карлос Балиньо, сделав оговорку о своей приверженности социалистическим марксистским принципам. Много лет спустя К. Балиньо станет одним из основателей первой Коммунистической партии Кубы. 

Начав с объединения патриотов-эмигрантов, партия Марти вобрала в себя революционные группы на Острове. Ее низовыми звеньями стали «ассоциации» по 20-100 человек, известных преданностью и активностью, регулярно уплачивавших членские взносы. Председатели ассоциаций района составляли совет, избиравший председателя и секретаря. Советы поддерживали связь с заграничным руководством. Вся деятельность партии была строго законспирирована. Такая структура даже в случае провала одной или нескольких ассоциаций обеспечивала работу остальных.  Центральным органом партии стала газета «Патриа» («Родина»), основанная в марте 1892 г. по инициативе Марти.

Организация была тесно связана и с составом партии. Самой надежной опорой стали рабочие, каждый месяц отчислявшие в ее фонд однодневный заработок («день родины»). В Тампе взносы достигали 10% месячной зарплаты, а заработок «дня родины» вносился отдельно – на помощь раненым бойцам.  Взносы сдавались добровольно и поступали почти без перебоев, что само по себе характеризовало сознательность и организованность рабочих. Они же оказали решающую поддержку в создании партийной газеты. Накануне надвигавшейся революции, в октябре 1894 г., в статье под знаменательным названием  «Бедняки земли нашей», Марти писал: «Кубинский рабочий не отказал в помощи республике… внес своей мозолистой рукой бесценный вклад в сокровищницу свободы и справедливости. Такие люди – гордость родины».

На социальной ориентации и организационных принципах КРП не мог не отразиться опыт международного рабочего движения конца XIX века – времени бурного роста социал-демократических партий и создания II Интернационала. Прямому влиянию марксизма на рабочее движение испаноязычных стран еще препятствовали засилье в нем анархизма и ответные предубеждения социал-демократов, но влияние косвенное наполняло сам воздух времени, которым дышал каждый революционер, тем более столь чуткий к веяниям эпохи, как Хосе Марти. На уход из жизни Карла Маркса он откликнулся искренними строками: «Он был не только титаническим пробудителем гнева европейских трудящихся, но и глубоким провидцем причин человеческой нищеты и судеб людей, он был человеком, одержимым стремлением делать добро. Он во всем видел то, что чувствовал сам: восстание, движение вперед, борьбу… Он самый благородный герой и самый глубокий мыслитель мира труда».

Марти и сам горячо стремился «действовать заодно с угнетенными», чтобы «упрочить систему, враждебную интересам угнетателей и их методам господства». Та же социально-классовая позиция выражена в его стихотворных строках:

Я хочу судьбой породниться
С бедняками земли моей.

Весь 1894 г. партия напряженно готовила восстание, стремясь сделать его всенародным. Во все провинции были назначены уполномоченные. Своим заместителем по общему руководству подпольной работой Марти назначил журналиста-мулата Хуана Гуальберто Гомеса. Военное руководство было поручено генералу Максимо Гомесу, выходцу из Доминиканской Республики, отдавшему свой военный опыт и талант делу свободы Кубы. Конспиративный план приурочивал восстание к отправке из американского порта Фернандина трех экспедиций с оружием. Но в одной из экспедиций нашелся предатель. Накануне отплытия, 10 января 1895 г., план стал известен правительству США. Суда были задержаны, груз оружия конфискован. 58 тысяч песо, собранные по крохам рабочими, пошли прахом. Табачники Ки-Уэста и Тампы срочно собрали еще 6 тысяч, чтобы доставить на Остров руководителей восстания. 29 января Марти и двое его товарищей подписали приказ о восстании.

24 февраля, по старинной традиции – в первый день карнавала, помогавшего поднять народ и обмануть бдительность врага, в провинции Орьенте началась вторая война за независимость. На западе Кубы колонизаторам удалось, как и в 1868 г.,  сорвать вооруженное выступление, арестовав его руководство. Но уже в марте пламя  восстания охватило центральные провинции Лас-Вильяс и Камагуэй. Лозунг Марти: «Независимость или смерть!» - гремел над большей частью Острова. Колонизаторы, приказывая солдатам расстреливать пленных мамбисес, в то же время пытались через буржуа-автономистов убедить повстанцев сложить оружие. Но ни репрессии, ни уговоры предателей-автономистов не могли потушить пожар восстания.

Еще 7 февраля Марти прибыл к Гомесу на его родину, в Доминиканскую Республику. 25 марта из городка Монтекристи они обратились к кубинскому народу.  «Манифест Монтекристи» обосновывал справедливость освободительной войны, единство всех социальных слоев во имя создания и сплочения нации. Особо подчеркивалось, что восставшие не ставят целью передать Кубу другому хозяину (кто имелся в виду, ясно было каждому), а стремятся создать независимую родину «свободного разума, справедливых обычаев и мирного труда». 

11 апреля Марти, Гомес и четверо их товарищей высадились на северо-восточный берег Кубы с грузом оружия и боеприпасов. Перевалив горы, они встретились с отрядами А. Масео. Кроме объединения военных сил восставших, Марти стремился к установлению в освобожденных районах гражданской власти, избранию представительных органов вооруженного народа. 5 мая на совещании всех руководителей восстания было решено создать временное революционное правительство на демократических началах. Для этого намечалось созвать осенью 1895 г. Конституционную ассамблею. Но Марти не было суждено дожить до осуществления планов. 19 мая пули карателей оборвали жизнь героя.

Подобно многим поэтам, он предсказал свою смерть:
Пусть предателей прячут от света
Под холодный каменный свод.
Жил я честно, в награду за это
Я умру лицом на восход.

Некоторые из наших современников вычитывают в стихах Марти мотивы самоубийства, утверждают, что он чуть ли не сам искал смерти. Но проявления подобной слабости не были ему свойственны никогда, а тем более – на стремительном подъеме долгожданной революции. Гораздо правдоподобнее предположить предательскую ловушку. Руководство Революционной партии было неоднородно в классовом и политическом отношении. В нем были и такие деятели, как Томас Эстрада Пальма – давний сторонник присоединения Кубы к США. Именно он «возглавил» партию после гибели Марти, а впоследствии распустил ее. Поистине:  будущее отбрасывает тени…

Хосе Марти еще при жизни прозвали Апостолом. У тех, кто плохо его знает, это слово может вызвать религиозные ассоциации, на чем пытались и, несомненно, будут еще пытаться спекулировать идейные противники. Однако усилия их тщетны. Философское мировоззрение Марти  – тема отдельной статьи,  но одного памфлета «Крестьянин», написанного в лучших традициях антиклерикального Просвещения, достаточно, чтобы закрыть тему «религиозной основы» его взглядов.

У  него есть и другое почетное звание –  Делегат (Delegado). Так он сам предложил назвать высший руководящий пост Революционной партии, на который был избран товарищами. Он не хотел носить, как лидеры других партий, титул председателя (Presidente), чтобы партийную должность не смешивали с высшим государственным постом, на который кого-либо избрать может только народ. Тем более не желал именоваться вождем (jefe, caudillo), как во многих революционных  движениях, создававшихся вокруг «сильной личности» и часто сводившихся к смене одного диктатора другим.  Марти предпочитал быть Делегатом – полномочным представителем революционного движения, высшим, но одним из многих. Уже возглавив неудержимо разгоравшееся восстание, писал в последнем письме: «Я сложу перед революцией, которой помог разгореться, полномочия, данные мне эмиграцией и признанные в стране – ныне эти полномочия должны быть возобновлены собранием делегатов кубинского народа, то есть вооруженных революционеров… Нельзя руководить народом, игнорируя его живую душу… Люди сами творят свою судьбу… Я буду защищать только то, что гарантирует победу революции и служит ей. Я сумею стать рядовым и не почувствую от этого никакой обиды, ибо буду знать, что идея моя жива. А когда мы обретем форму общественного устройства, то станем претворять ее в жизнь, независимо от того, буду делать это я или другие».

2.  Перед лицом Истории

Почти через три года после гибели Хосе Марти, в феврале 1898 г., уже всем было ясно: 300-тысячная армия испанской монархии  безнадежно проигрывает войну 60 тысячам мамбисес. Освободительная армия под командованием Максимо Гомеса и Антонио Масео победоносно прошла весь остров с востока на запад.  Даже гибель Масео не помогла врагу. Оккупантов повсюду стерегли острые мачете, меткие пули и столь же смертоносные болезни, щадившие выросших в тропиках кубинцев. Испанские крестьяне и рабочие, рекрутируемые в колониальную армию, не хотели умирать непонятно за что. «Реконцентрация» – насильственный сгон населения в нечто среднее между концлагерями, изобретенными спустя два-три года англичанами для буров, и «стратегическими деревнями» американских оккупантов в Южном Вьетнаме – лишь пополняла ряды восставших: каждый, кто мог, предпочитал уходить к мамбисес,  чем умирать от голода и болезней во вражеском плену. Колонизаторы имели дело не только с армией, не уступавшей им по умению воевать и многократно превосходившей по боевому духу, но и с восставшим народом, сплоченным единой революционной организацией. У него было уже свое государство – «Восставшая республика» (Republica en armas). За три года мамбисес созвали две  ассамблеи  депутатов, приняли две конституции. Во главе их стояли не каудильо, а руководители, утвержденные выборной властью, гораздо более демократической и легитимной, чем колониальная администрация испанской монархии (да и сама эта монархия даже в метрополии). Не сегодня – завтра Освободительная армия могла победоносно вступить в Сантьяго-де-Куба, а вскоре и в Гавану. Хозяевами «антильской жемчужины» стали бы сами кубинцы, и всему «цивилизованному миру» (так тогда называли то, что теперь зовется «мировым сообществом») пришлось бы с этим считаться.

В подобных, затруднительных для хозяев капиталистического мира, ситуациях нередко случаются странные на первый взгляд, но очень  своевременные «инциденты». 15 февраля 1898 г. на гаванском рейде прогремел мощный взрыв. Североамериканский крейсер «Мэн», прибывший «для защиты интересов американских граждан», вместе с 262 моряками пошел на дно. Большая пресса США дружно завопила: крейсер взорвали испанцы! В хорошо оркестрованном гвалте потонул резонный вопрос: зачем им это было нужно –  чтобы эффектно покончить самоубийством? Впрочем, не вызвали – и поныне не вызывают – резонанса не только доводы логики, но и упрямые факты. Например, всем офицерам с «Мэна» – понятное в те годы дело, исключительно белой расы – дали с вечера увольнительную на берег; остались на борту и погибли при взрыве одни нижние чины, главным образом черные и «цветные». Накануне взрыва шеф газетного концерна Херста на телеграмму своего фотокорреспондента – «пора возвращаться, здесь все спокойно, войны не будет»–  ответил: «Прошу оставаться на месте.  Вы делаете фото, я делаю войну». Когда война была сделана, победители подняли «Мэн» со дна, а носовую часть с дырой, края которой скандально загибались наружу, срочно отпилили, отбуксировали в самую глубокую часть Атлантики и там затопили повторно…

Объявив войну Испании, США и не подумали признать Восставшую республику. Но Конгресс специальной резолюцией подтвердил, что война ведется за свободу Кубы. К американскому десанту мамбисес  отнеслись как к союзникам – не поддерживать же было колонизаторов, успевших уморить в концлагерях значительную часть нации. Меньше чем через два месяца испанская армия, зажатая между двух огней, сложила оружие. «Союзники» не позволили мамбисес войти в Сантьяго-де-Куба, не говоря уже о Гаване. Томас Эстрада Пальма, «глава» Кубинской революционной партии, приказал распустить ее. Новые оккупанты потребовали расформировать Освободительную армию, и главнокомандующий Максимо Гомес после тяжких колебаний согласился.  Ассамблея республики, отдав приказ о роспуске армии, сложила свои полномочия. В мае 1902 г. на свет появилась «независимая» республика, в конституцию которой еще в марте по требованию оккупантов включили так называемую «поправку  Платта» (по имени предложившего ее североамериканского сенатора): «Куба соглашается с тем, что Соединенные Штаты могут осуществить право (!) интервенции для сохранения независимости Кубы» (!!). В соответствии с этим «правом» военно-морскому флоту США предоставлялась база в бухте Гуантанамо, которую Вашингтон против воли кубинцев удерживает и поныне.

Можно понять возмущение и гнев патриотов, воспринявших  такой финал освободительной войны как оскорбление, такую республику – как неоколонию, согласие на такие условия – как предательство. Это возмущение и этот гнев шесть десятилетий поддерживали в  лучшей части народа национальное и человеческое достоинство, слитое воедино с  глубоким антиимпериалистическим сознанием, презрением к любому прислужничеству дяде Сэму. Эти чувства и убеждения поднимали несколько поколений кубинцев на освободительную борьбу вплоть до победы, а затем более полувека помогали противостоять интервенции и блокаде.  Будь состояние духа народа иным – вряд ли осквернение пьяными моряками-янки памятника Хосе Марти (мало ли подобных безобразий творится в мире?) вызвало бы общенациональный протест, ставший одним из истоков победы Революции. А если бы каким-то чудом («чудеса» в истории  иной раз случаются и без вмешательства небес) революция смогла свершиться, ей никогда бы не пережить  СССР. Честь и хвала таким чувствам  народа – кто не уважает их, не считается с ними, тот достоин лишь презрения.

Но ни политику, ни историку не подобает руководствоваться чувствами. Еще Спиноза  учил начинать  «не с того, чтобы плакать, смеяться или порицать, а с того, чтобы понять». Кто позволяет эмоциям, даже самым понятным и справедливым,  затемнить разум,  тот обрекает себя и других на «объяснение» исторических событий ошибками или изменой отдельных лиц. Такой подход, по словам Ф. Энгельса, «ни при каких обстоятельствах ничего не объясняет, не показывает даже, как могло случиться, что «народ» позволил себя предать»; для ученого это профнепригодность, для политика – поражение.

Можно подозревать старого аннексиониста Эстраду Пальму в коварном намерении способствовать аннексии страны Соединенными Штатами, как были аннексированы Пуэрто-Рико и Филиппины (хотя остается вопрос: почему на Кубе ни ему, ни его вашингтонским покровителям не удалось довести черное дело до конца?). Но нельзя записать в ренегаты Максимо Гомеса, непобедимого и неподкупного главнокомандующего мамби. Да и с Марти как быть? Ведь и он изо всех сил добивался единства с теми, кто, по его же словам, после победы мог изменить народу.  И он стремился избегать конкретизации социальных требований партии, сдерживал горячих Масео и Гомеса, высказывал своему любимцу Балиньо похвалу-укор «в нетерпеливом желании поскорее избавить человечество от страданий». И он отказывался даже обсуждать решение дальнейших вопросов революции: «Каким оно должно быть, таким и будет. Предугадать его заранее значило бы исказить его… Важно не столько ускорить его приход, сколько не замедлить его».