Почему всё-таки КПРФ.
 Ответ на статью Петрова (2)

Сергей Эс

Окончание. Начало

Изучение марксизма в советском вузе заключалось в освоении трех дисциплин: «Истории КПСС», «Марксистско-ленинской философии» и «Научного коммунизма». Должен сказать, что отношение к этим дисциплинам было разное. Если ко второй и третьей относились как к научным, то первую часто не воспринимали всерьез. В том числе и сами преподаватели. Это был самый формализованный предмет, который кроме скуки и сарказма в вузовской среде ничего не вызывал. В итоге для большого числа «политически грамотных» людей историзм применительно к политическим процессам остался белым пятном в сознании. Они могут рассуждать о какой угодно истории – военной, технической, государственной, но только не партийно-политической. В их изложении партийно-политическая наука фрагментарна, не имеет целостности, и они часто грешат использованием цитат, относящихся к совершенно другим историческим ситуациям. Петров в течение всей своей статьи пишет о необходимости изучения марксизма, о проблемах, которые возникают от его незнания, однако должен теперь заключить, что мой оппонент оперирует, если так можно выразиться, усеченным, омертвленным вариантом марксизма. Со времени написания Лениным статьи о трех источниках – трех составных частях марксизма прошел достаточно большой исторический период. Этот срок серьезно обогатил марксистскую науку, вплоть до того, что теперь на полном основании к ней можно добавить четвертую составную часть – которую и изучали в вузах как «Историю КПСС» (впрочем, подчеркивая ее фундаментальный характер, ее можно было бы назвать шире – «Историю диктатуры пролетариата»). Эта наука вдыхает в книжный марксизм жизнь. Она дополняет высказывания классиков фактами, которые достраивают марксистскую науку в тех случаях, когда классики по какой-либо причине не написали соответствующих статей. (Да, не употребили большевики термин «пролетарские бюллетени», говоря об Октябрьской революции, однако приложили все усилия, чтобы революция была подкреплена соответствующей поддержкой избранных пролетарских Советов). И хотя «Историю КПСС» вслух не называли наукой, и тем более составной частью марксизма, тем не менее партийные идеологи считали необходимым ее обязательное изучение в рамках высшей школы (именно, как науки). Не владея этой наукой, можно знать наизусть море цитат из классиков, но применять их бестолково, с риском получить эффект бумеранга.

Я не случайно отождествил понятие «Истории КПСС» с понятием «Истории диктатуры пролетариата», поскольку, несмотря на разговоры об общенародном государстве, несмотря на сильнейший крен в сторону партийной номенклатуры, по формальным признакам вплоть до 1991 года, когда был введен законодательный запрет на функционирование партийных организаций на предприятиях, в стране была диктатура рабочего класса. Этих формальных признака два – обладание коммунистической партией политической властью и численное превосходство внутри партии рабочих, подкрепленное уставными нормами внутрипартийного демократического централизма, то есть – выборности всех партийных органов снизу до верху, безусловного подчинения меньшинства большинству и др. Однако, на деле, как мы знаем, рабочий класс чем дальше, тем больше отстранялся от влияния на партийные дела, вернее сказать, формально он участвовал во всех необходимых по уставу голосованиях, но его голос все больше и больше служил для узаконивания решений партийной номенклатуры. «Никиту Сергеевича слушали, — пишет о делегатах двадцатого съезда Петров, — как слушают первоклашки строгую учительницу. Верили ему, потому, что он был Первый секретарь ЦК КПСС». И чуть выше: «Отношение к руководителю того или иного управленческого звена зависело не от реального уровня этого человека, не от его личности, проявляющейся в его уме и поступках, а от высоты той ступеньки в иерархической лестнице, на которой он находился».

Это самый непростой вопрос нашей истории. Ведь, казалось бы, подстелили соломку везде, где можно было бы упасть, обеспечили приоритет большинства над меньшинством, дали верховную власть съезду, однако почему-то делегаты не сняли «под локотки с трибуны Хрущева со словами «Ты, Никита Сергеевич, наверное приболел или не опохмелился». Почему?

Петров все это объясняет невежественностью членов КПСС. Вот так просто, без обиняков. Хотя сам же Петров пишет, что большинство из них «воевало, восстанавливало и развивало советское хозяйство под руководством Сталина. Видело своими глазами на своем опыте все достижения Советского Союза, управляемого Сталиным». Тут любопытно было бы узнать у Петрова, как невежественность в вопросах теории марксизма сказалась на принятии решения по осуждению культа личности Сталина? Видимо, исходя из рецептов Петрова, делегатам съезда следовало вспомнить какие-нибудь цитаты из Маркса и Ленина о культе личности и репрессиях и соотнести их с докладом Хрущева. Ведь соотносит же сам Петров цитаты 1919 года с делами 1936-го, а цитаты 1902-го – с событиями 1917-го. Но на съезде сидели «взрослые дяди и тети», которые не смешивали бузину в огороде с киевским дядькой, которым для того, чтобы определиться с решением, нужно было знание конкретики тридцатых и сороковых годов, чем, увы, в полном объеме они объективно не могли владеть, даже имея в своих головах всю библиотеку Ленина. Каждый что-то знал из личного опыта, но информацией о реальных масштабах обладать не мог. Кроме того, Хрущев вывалил на их головы обилие сведений, являющихся до тех пор секретными. Вот и поверили Первому секретарю на слово. Так что, как ни крутите, товарищ Петров, как ни издевайтесь над делегатами, но дело не в их невежественности. Точно так же нельзя объяснять невежественностью действия коммунистов и во множестве других случаев, когда голосования за принимаемые решения зависели от того, на высоте какой «ступеньки в иерархической лестнице» эти решения разрабатывались. Во многих таких случаях причина была одна и та же – предлагающий к голосованию проекты решений человек обладал большей полнотой информации, чем голосовавшие члены партии. И это было системой. Двадцатый и другие критикуемые Петровым съезды КПСС – только верхушка ее айсберга.

Разбирая ситуацию подробнее, можно увидеть одну общую причину перекосов во внутрипартийных делах. Причина эта, как мы видим даже из приведенных примеров, – в круге задач, которые решала партия, в их масштабах. Причем существенную роль играли не только обширные объемы, но и глубина задач. Если, скажем, какой-нибудь обком брался решать вопросы строительства какого-либо завода, то в этом могли разбираться только специалисты. Для этого обкомы создавали в своей структуре соответствующие отделы, и тогда всякое голосование на партийных конференциях по этому вопросу становилось предсказуемым. Рядовые члены партии, некомпетентные в вопросах строительства, вынуждены были принимать на веру предложения специалистов из профильных отделов обкомов. И это касалось практически всех сфер деятельности КПСС, поскольку партия взвалила на себя широчайшие хозяйственные функции. Партия, осуществляя политическое руководство государственными органами, фактически подменяла их. Она бралась за все. И в этих условиях внутри партии объективно больший вес приобретали партийные функционеры-хозяйственники и так называемая номенклатура. То есть вопрос был не в том, что их могли отозвать или не отозвать, и не в том, что в партии нарушались принципы демократического централизма, а в объективном весе этих людей при разработке и принятии партийных решений. Рабочие в партии, будучи в большинстве, объективно оказывались в положении безоговорочно поддерживающих все, что спускалось «сверху». То есть, классовое наполнение партийной работы вымывалось самими задачами, которые партия решала.

Разумеется, этого не могли не видеть многие. Но если деятели, вроде моего оппонента Петрова, выход видели в наращивании политической учебы, которая, кстати, в партийной среде велась достаточно широко и регулярно, то сталинская команда в пятидесятых годах предприняла попытку освободить партию от несвойственных ей хозяйственных функций, чтобы она могла сосредоточиться больше на идеологической и пропагандистско-массовой работе. Нетрудно увидеть, что в таком случае в партийных делах приоритет получили бы те, кто проводил такую работу в массах, в трудовых коллективах, то есть представители рабочего класса. Партия сумела бы выровнять номенклатурный крен. Как это было сделано, почему это не получило развития, вернее, кто этому помешал, предлагаю читателям самим поискать в истории. Мне же надо двигаться по колее нашего диспута, который имеет название «Почему всё-таки КПРФ».

Я уже писал, что, критикуя мою статью, Петров не разобрал по существу ни одну цепочку моих основных рассуждений. Весь спор прошел на периферии. Мой оппонент не счел нужным до этого опускаться, указав с профессорской высоты на цитаты из Ленина и Маркса, которые все мои построения «опровергают не глядя». В комментариях я даже высказал сомнение, настроен ли вообще Петров вести полемику. Но в одном существенном месте он все-таки снизошел до полемики, и получился… выброс в духе кухонной перепалки. Приведу этот фрагмент полностью. Начинается он с цитирования моего высказывания.

«КПСС-ное прошлое сформировало у людей (членов КПРФ – С.Э.) возведенное в абсолют понятие об ответственности за дела в стране – понятие во многом неоднозначное в новых условиях. Но это так. Это воспитывалось десятилетиями. КПРФ на всех уровнях позиционирует себя партией, ответственной за весь народ, и в этом еще одна из причин ее объективной оппортунистичности».

«Восхитительное высказывание, – пишет на это Петров. — Непонятно, чего здесь больше, глупости или наивности. «…об ответственности за дела в стране» – в какой стране? В современной капиталистической России? В стране, где до сих пор минимальная зарплата…» и дальше идет «бла-бла-бла», которой ныне переполнен весь интернет, и самое примечательное – без цитат из Ленина. Отвечаю на его риторическое «В какой стране?» — В той самой стране, где вы собираетесь совершать социалистическую революцию. И повторяю для невнимательного оппонента то, о чем говорилось в моей статье, — если этой страны не станет, то совершать революцию будет просто негде и не кем. Дальше углубляться в этот момент не буду, он и так подробно разжеван в моей первой статье.

Признаюсь, не случайно я привел здесь именно этот фрагмент. Есть в нем одна заковыка, которая, я думаю, и зацепила Петрова настолько, что он невольно сорвался с профессорского менторства и, забыв в запале вооружиться Лениным, опустился до кухонной брани. Это высказывание о КПСС-ном прошлом членов КПРФ. После первого прочтения статьи Петрова, я недоумевал, почему он практически всю ее посвятил не КПРФ, а КПСС. Спустя некоторое время понял – причина в том, что на самом деле Петров уловил суть моей публикации – ответ на вопрос «Почему всё-таки КПРФ?» лежит в том, что КПРФ – это общепризнанная преемница КПСС. В принципе, больше ничего писать мне и не надо было. Не надо было объяснять действия руководства КПРФ в девяностые годы и т.п. Даже если бы КПРФ совершила все мыслимые и немыслимые грехи, она все равно осталась бы в глазах населения главной силой в борьбе за возрождение СССР, поскольку дочерний статус главной партии Советского Союза к ней прикрепился намертво. А поэтому для того, чтобы «Сказать КПРФ – Нет!», нужно разгромить КПСС, на что все свои силы Петров и бросил. Но для этого ему пришлось омертвить марксизм, пожертвовав историзмом, то есть отказать в развитии КПСС и советской системе, пришлось пожертвовать рабочим классом, точнее говоря, отказать в признании даже формальной его диктатуры в советские годы, пришлось оплевать коммунистов СССР, обвинив их в невежественности, пришлось отвергнуть ведущую роль партии в построении социализма, пришлось вытащить даже любимый тезис антисовечиков – о том, что успехи социализма имели место не благодаря, а вопреки КПСС. (Меня изумило высказывание Петрова, что «социалистический строй жил и продолжал развиваться, показывая свою огромную жизнестойкость», вопреки «руководящей роли КПСС». Совсем по Козьме Пруткову, изрекшему однажды афоризм о бесполезности солнечного света днем, поскольку днем и без того светло). Главный аргумент против моей статьи: «КПРФ есть прямой наследник КПСС». Для Петрова это равносильно историческому приговору.

Однако, удивительное дело – для меня это главный аргумент в пользу КПРФ. Видимо, причина разного подхода к одному и тому же – в разном видении нашей советской истории и истории нашей партии. По ходу этой статьи я эту разницу постарался показать. Еще раз подчеркну, что не считаю КПСС недостойной звания коммунистической ни из-за того, что она не осадила Хрущева, ни из-за того, что объявила курс на общенародное государство, ни даже из-за того, что фактически перестала быть авангардом рабочего класса. Последнее обвинение – самое тяжелое, однако я постарался показать, что тому была своя объективная и, самое главное, преодолеваемая причина. Заключалась она в том, что партия взвалила на себя ношу хозяйственного управления страной. Я упоминал, что сталинская команда в начале пятидесятых годов попыталась освободить партию от хозяйственных функций. У нее это не получилось из-за жесткого противодействия практически всей партийной управленческой вертикали. Казалось бы, тогда номенклатура отстояла свое, однако давайте рассмотрим и ее позицию — прикинем, сумела ли бы страна провести чуть ранее индустриальный рывок и коллективизацию, если бы эти процессы не взял под свой плотный контроль лично Сталин? Тот же вопрос по Великой Отечественной войне. Видимо, взваливание на себя государственных функций в переломные моменты истории было необходимым для партии. Помню, в восьмидесятые годы я как-то напрямую задал вопрос первому секретарю райкома КПСС об излишнем вмешательстве в хозяйственные дела. На что мне был дан ответ, что если какой-нибудь завод не выполнит план и пострадают люди, то вопрос станет не хозяйственным, а политическим. Разумеется, такой политический вопрос и решается политически – нерадивого директора можно привлечь к партийной ответственности и снять, но более ответственным подходом являлось всё-таки предотвращение такой ситуации – отсюда и раздутые промышленные отделы при райкомах и обкомах. Отсюда и молчание на партийных собраниях «взрослых дядь и теть», которые молча голосовали, не потому что не читали «Анти-Дюринга», а по изложенной выше причине.

Но ситуация не стояла на месте. Советская государственная система, базирующаяся на широком представительстве и думающая умами миллионов людей из самых разных слоев общества, к восьмидесятым годам развилась настолько, что была в состоянии перенять исполнение хозяйственных функций у партийных органов. Партия могла безболезненно передать эти функции ей. Это было легко сделать даже организационно – просто переподчинить хозяйственные отделы при партийных органах советским органам. Партия могла глубже уйти в идеологию. Перестройка (в нормальном смысле этого слова) вполне созрела. Не случайно первый год правления Горбачева воспринялся всем обществом на ура. В это время любые перемены виделись только в русле сохранения социалистической системы. И, собственно говоря, в идеологию партия и пошла. Гласность была первым, естественным, логичным для такой ситуации шагом, в полной мере отвечая задачам усиления идеологической работы. Трагедия страны случилась по иной причине – когда в переходный момент вмешались иные – внешние и внутренние антипартийные силы. Гласность и идеологическое оружие в целом были развернуты ими в другую сторону. И выявилось, что в руках наших идеологов (не врага Яковлева, а настоящих, искренних) оружием были лишь омертвленные цитаты классиков девятнадцатого и начала двадцатого века, которые сработали как бумеранги (примеры бумерангометания см. выше), выявилось, что идеологическую работу в массах они понимали только в разрезе штудирования трудов классиков (к чему до сих пор призывает ничего не понявший Петров), выявилось, что для трудовых коллективов они оказались совершенно никудышными пропагандистами. Помню, в то время в один из наших цехов пришел член райкома для общения с трудовым коллективом. Везде, где ни попадя, он старался приводить какие-нибудь цитаты и жалко хлопал глазками при простых, не прописанных у классиков вопросах.

Мой оппонент Петров сказал о том, что СССР умер естественным образом и не надо его жалеть. Это все равно что сказать о человеке, который заболел и умер от действий бестолковых врачей, что он умер естественным образом.

Нет, не естественным образом, и более того – он не умер! Он продолжает жить в нашем образе мышления, привитых десятилетиями советской власти ценностях, менталитете. Петров с явным удовольствием измывается над этими словами. Это не удивительно – не видя историю СССР в ее полном объеме и движении, разбив ее на кусочки и тем самым омертвив, он не может ощущать скрытый «советизм» в людях. Они для него – «чистые» Пятницы. «Чему вы будете учить рабочих, оставаясь членом КПРФ?» — вопрошает он. Отвечаю: тому, как пробуждать дремлющий в них «советизм». Впрочем, для Петрова – это китайская грамота, да и Маркс об этом не писал.

Впрочем, теперь Петров со всем его сарказмом и язвительными усмешками мне неинтересен. В начале первой статьи я писал, что обращаюсь к тем, кто сожалеет об утрате великой Державы. Не понятно, почему Петров взялся ее читать, раз уж он принялся с ходу язвить по поводу сожаления. Статья ведь не ему была адресована. И теперь, если придется снова упомянуть его, то только в нарицательном смысле, как типаж, действительно несущий главную ответственность за провалы конца восьмидесятых

А по поводу пробуждения «советизма» хочу сказать, что в нынешней ситуации только через него можно прийти к новой социалистической революции. Если оставить нашу историю очерненной, то невозможно будет убедить людей в притягательности социалистических ценностей, ибо все ваши самые красивые и убедительные слова о чистом социализме, свободном от перекосов СССР, будут каждый раз разбиваться о навязанные грязные стереотипы (типа «знаем, проходили»). Далее. Если вам захочется показать, чем же таким волшебным отличался СССР от нынешней и предшествовавшей России, то придется говорить о политической системе. Не вопреки, а всё-таки благодаря руководству КПСС, страна достигла потрясающих высот, даже несмотря на все прибабахи номенклатурной КПСС. Честное, детальное рассмотрение этого момента – обязательная вещь. Реабилитация страны Советов невозможна без реабилитации КПСС. Но КПСС в приложении к новым временам, как ни поверни, не мыслима без своей «прямой дочки» КПРФ. Именно на нее указали миллионы бывших советских людей своими бюллетенями. И не потому, что она своими «оппортунистическими речами» вводит всех в заблуждение, что-то обещает такое, на что покупаются избиратели. Как раз наоборот – российский телеящик постоянно выставляет ее в самом чернушном виде. Голосующие за КПРФ люди в большинстве своем ничего о ней не знают, не знакомы с программой и речами ее лидеров. За нее голосуют просто потому, что она наследница КПСС. Здесь проявляет себя тот самый советизм, который не хочет признавать мой оппонент. С этой партией люди связывают возрождение социализма, несмотря на то, что она переняла от своей предшественницы всё – не только самое хорошее, но и самое плохое.  А самой КПРФ теперь предстоит тот путь возрождения изначальных коммунистических принципов и освобождения от номенклатурного засилья, которые не успела пройти КПСС. Доставшийся ей в наследство номенклатурный перекос (увы, неизбежное и даже необходимое на определенных этапах для правящей партии зло) – преодолимое зло, и лишь требует осознанных усилий и настойчивости. Поэтому, хотите вы того или нет, но для всякого честного коммуниста главной задачей является работа по улучшению ситуации в КПРФ. Не нравится что-то в КПРФ? – вступайте в нее и боритесь с ее недостатками изнутри! Признаю, что для кого-то это будет крайне нелегко. Кому-то легче вести работу во вновь созданных компартиях. Кому-то легче начинать с чистого листа и не тратить силы на преодоление въевшихся недостатков. Пожалуйста! Работайте! Это всё пойдет в одну копилку, но имейте ввиду, что, не пройдя через преодоление недостатков, вы гарантированно получите возрождение их в любой, самой чистой и честной партии. Тем более, что все мелкие партии уже топчутся и топчутся по старым граблям. На сайтах компартий мусолятся, мусолятся и мусолятся глубокие теоретические вопросы, тревожится и тревожится дух классиков. Неужели вы не понимаете, что тем самым вы снова, как и в КПСС, отталкиваете от себя пролетариат, для которого изучение талмудов марксистской науки – вещь объективно неподъемная? Идите в рабочие коллективы и учитесь разговаривать на их языке – да так, чтобы при этом не хлопать жалко глазками, попробуйте обкатать марксизм в рабочих кружках, с чего начинали ленинцы (хотя и учтите, что вы будете иметь дело не с Пятницами – перед вами будут люди с дремлющим в них «советизмом»). Сделайте то, что не успела сделать КПСС в восьмидесятых – пройдите сеансы классовой терапии, уйдите с головой в рабочий класс. (Я упоминал здесь о члене райкома КПСС, выступавшем в конце восьмидесятых в рабочем цехе. Партия ведь кое-где вместе с гласностью начала попытки прогона сквозь классовую терапию своих засидевшихся аппаратчиков. Но не успела довершить это лечение!).

И если вы сумеете прорасти в рабочий класс настолько, что он признает вас, и своими голосами вручит вам мандат на революционные действия, вы войдете в историю.