Образование соцлагеря
с точки зрения теории

Леа Руж

В последнее время в связи с СВО многие из осуждающих её либеральных левых часто стали задним числом осуждать и образование социалистического блока после Второй Мировой Войны. С их точки зрения было совершенно неоправданно распространять социализм на те страны, где к нему «не готовы», и сами не сделали социалистических революций.

Что на это можно ответить? Прежде всего, когда речь идёт о военных столкновениях, то каждый конкретный вооружённый конфликт между двумя капиталистическими обществами, шире, двумя эксплуататорскими обществами, всегда надо рассматривать и оценивать с учётом всей сопутствующей конкретики. А вот ситуация конфликтов между социалистическими и странами капиталистическими с точки зрения теории гораздо проще, потому что каждый коммунист знает, что самый недоделанный социализм всегда прогрессивнее самого социального варианта капитализма. А тот, кто так не думает, на деле не коммунист, а, в лучшем случае, эсдек.

А как вообще этот вопрос рассматривался в теории? Изначально, если брать времена классиков марксизма, в теории подразумевалось, что коммунистическая революция случится примерно одновременно в самых развитых странах Европы, где уже есть боевитый и организованный пролетариат, и в таком контексте вопрос враждебного окружения вообще не стоял, ведь менее развитые и в силу этого заведомо более слабые страны не будут нападать на пяток самых сильных, слишком это было бы самоубийственно. И в таком контексте дальнейшее распространение коммунистического общества по планете не виделось какой-то особой отдельной проблемой. Обращаясь к классикам, нельзя не учитывать, что сам прогресс в XIX веке мыслился куда более линейно, чем в наши дни.

В начале XX века тоже считалось, что революция должна случиться сразу в нескольких странах, во времена ПМВ был серьёзные основания надеяться на то, что её удастся совершить почти сразу во всех воюющих странах, и тем самым заодно прекратить и саму мировую войну. Собственно ленинская позиция по ПМВ именно этим и обусловлена, потому механически переносить её на другие исторические условия нельзя, сейчас никаким кануном социалистической революции и не пахнет.

Однако вышло по-другому. Революция случилась в одной большой стране, впрочем, даже в её границах ей удалось победить не везде, Польша, Финляндия, Прибалтика и Молдавия остались с капиталистической Европой, а не с Советской Россией. Да и сама Советская Россия должна была потом прорывать дипломатическую блокаду, так как без торговых контактов с развитыми европейскими странами не могла обойтись. Да, были попытки революции и в Европе, но они были жестоко подавлены, хотя солидарность европейского пролетариата с Советской Россией, срыв поставок оружия Антанте всё-таки помог отражению интервенции. Никто не знает, удалось бы отстоять Советскую Россию, если бы не эта международная пролетарская солидарность. Но социалистические революции в начале XX века в Европе не удались, это просто исторический факт. И одним из косвенных следствий появления первого на планете социалистического государства стало невозможным повторение революционного подъёма, предшествующего ПМВ, сразу в нескольких развитых странах. Поясню, почему это так:

Во-первых, само появление социалистического государства заставляет относиться буржуазию других стран к угрозе возможности социалистической революции куда более серьёзно, чем до этого, когда социализм казался нереализуемой утопией. Потому она будет стараться не допустить такого в своей стране. 

Буржуазия может действовать при помощи фашистского «кнута», то есть банально не допускать создания организованных структур способных сделать революцию при помощи физического вырезания членов и максимального запугивания всех остальных. Впрочем, даже если запугать и не выйдет, без организующего фактора собственно революция невозможна, а возможны только обречённые на поражение народные бунты. Может она и действовать социал-демократическим «пряником», повышая социалку для наиболее организованных и опасных для власти прослоек трудящихся. Может даже комбинировать эти методы, подкупая одних за счёт эксплуатации других, как в Третьем Рейхе поднимали уровень жизни своих граждан, включая пролетариат, за счёт эксплуатации захваченных в плен рабов. Но результат этого был один ─ дожидаться при этом революционного подъёма можно поколениями, и так по итогу и не дождаться, буржуазный строй оказывается слишком крепким орешком, чтобы взять и рухнуть изнутри.

Кроме того, само наличие на глобусе социалистической страны позволяет рассказывать про неё кошмарные небылицы, которым не обязательно иметь какое бы то ни было отношение к реальности, сойдёт и 100% выдумка. Впрочем, в строящем социализм государстве в любом случае придётся идти на суровые меры против врагов народа, и это тоже всегда можно изобразить так, чтобы выставить такого врага народа «невинной жертвой», достаточно просто умолчать о его преступлениях.

С другой стороны, всякая страна, в которой совершилась социалистическая революция, неизбежно оказывается в положении осаждённой крепости, и такое положение не является следствием каких-то ошибок, политических просчётов, или, как говорят некоторые нетоварищи, личных качеств лидера. Такие уверяют, что если бы во главе советского государства стоял не Сталин, а кто-то посимпатичнее да помягче, то мол Холодной Войны бы не было. Конечно, это чепуха. Любого лидера социалистического государства в буржуазных странах будут изображать ужасным монстром вне зависимости от его личных качеств. Единственное исключение будут делать для тех, кто готов слить свою страну и «вернуться в лоно цивилизации», то есть аналогов Горбачёва.

Однако коммунисты должны понимать, что враждебное окружение ─ это следствие самой чужеродности социалистического государства для буржуазного мира. Кроме того, капитализм неизбежно идёт рука об руку с колониализмом, а для колонизаторов любая неподконтрольная территория в любом случае будет лакомым кусочком. Так что трения с враждебным окружением, время от времени переходящие в вооружённые конфликты, практически неизбежны. Поводами для них может служить всё что угодно, от старых территориальных споров до провокаций, не суть важно. Важно, что войны с враждебным окружением у социалистических государств время от времени происходят. И иногда такая война оканчивается победой социалистического государства и разгромом того государства, которое хотело им поживиться. И вот тут либерально-левые моралисты считают, что навязывать социализм силой нельзя, надо мол оставить население побеждённой страны жить в капитализме, пока оно само не дозреет до того, что надо сделать социалистическую революцию у себя. А оно не дозреет по причинам, изложенным выше.

Вообще взгляды либеральных на этот вопрос выглядят путанными и нелогичными, с одной стороны они считают себя интернационалистами, и как интернационалисты вроде приветствуют революции в других странах, даже разжигают революционный энтузиазм, а с другой стороны, считают категорически неприемлемым помогать этим революциям вооружённой силой. Вот цитата из бложика одной такой либеральной левой:

«Но была идея, которая вне марксистского контекста практически сразу стала восприниматься как недвусмысленно экспансионистская ─ это идея экспорта революции. Но это должно было быть именно распространение мирового пожара революции, массовое заражение готовностью действовать. И ничего похожего на нападение Советского Союза на Финляндию, например».

Однако много ли энтузиазма вызовут те, кто заведомо не поможет военной силой? И даже не потому что у самих мало сил и контрреволюция наступает, и надо у себя с этой самой контрреволюцией разобраться, а как раз имея техническую возможность, но запрещая себе вмешательство за пределами своих границ «по этическим причинам», то есть чисто из чистоплюйства. Мол, может чьё-то национальное эго ненароком задеть и каких-нибудь недружественно настроенных обывателей окончательно от коммунистических идей отвратить (как будто без этого такие обыватели бы стали коммунистические идеи поддерживать).

Однако для либеральных левых самим собой разумеется, что Ленин поступил правильно, дав независимость Финляндии, а Сталину, покусившемуся на эту независимость они ставят это в упрёк как нечто крайне плохое. Однако они не учитывают обстоятельств, что, когда Советская Россия была в кольце фронтов, Финляндию в любом случае было бы невозможно удержать, потому Ленин и вынужден был признать её независимость волей-неволей, однако если там местные коммунисты тоже сделали революцию, тогда бы и Финляндия была принята в СССР как одна из советских республик. Однако вышло по-другому, Маннергейм финских коммунистов массово сгноил по лагерям, и в СССР этот момент никак не могли оценивать положительно. Когда в песне братьев Покрасс упоминается, что красноармейцы пришли «расплатиться с лихвой за позор», речь идёт именно об этом факте, что допустили гибель своих товарищей, не смогли спасти их от палачей. Именно такие факты настоящий коммунист должен считать позором, а не задевание нежных чувств буржуазных обывателей с националистическими симпатиями.

Впрочем, как в случае с присоединением к Прибалтики, Молдавии, Западной Украины и |Западной Белоруссии в 1939 году, так и в случае образования соцлагеря после ВМВ во всех входивших туда странах проводились референдумы, и выборы, на которых побеждали коммунисты, однако с точки зрения либеральных левых это как бы не считается, так как они  то ли саму процедуру референдума выражением народной воли не считают, то ли саму выражаемую на них народную волю соответствующей идеалам демократии не считают, так как демократией ныне считается не выражение воли большинства народа, а некое соответствие ценностному евростандарту.

Впрочем, наиболее корректные из них просто укажут на тот факт, что советские войска, находившиеся в Восточной Европе, не могли не повлиять на результат референдума, а наличие широкого слоя недовольных советской властью обывателей было неоспоримым фактом. Спросите у либеральных левых, что они думают о событиях 1968 года в Чехословакии, и они ответят, что осуждают СССР и за подавление «Пражской Весны», и за подавление фашистского мятежа в Венгрии в 1956 году. Они видят в действиях молодчиков, расправлявшихся с коммунистами, выражение «народного гнева» в рамках логики, что чтобы там народ ни творил, он был априори прав, потому что действует под влиянием своих чувств, а жертвы как-то может и неумышленно задели национальное достоинство тех, кто их на фонари потащил. Конечно, мелких поводов для недолюбливания можно придумать великое множество, а точно выяснить, какой из них в данном случае релевантен, не всегда возможно, однако одно дело недолюбливать, другое — жестоко убить. Делать последнее просто из недолюбливания никто не будет, для таких действий нужна просто ядрёная ненависть.

Я не могу судить, были ли правительством Ракоши допущены какие-то значимые ошибки и перегибы, или он действовал так, как только и мог действовать в тех условиях, у меня нет для этого достаточной информации. Но в любом случае «заслужить» страшную казнь без суда и следствия венгерские коммунисты никак не могли. Те, кто оправдывает зверства венгерских мятежников, просто становится на позицию фашистов, какой бы «левой» риторикой ни прикрывался. А именно этим грешат многие троцкистские организации (справедливости ради, всё-таки не все). Конечно, троцкист может считать сталинистов оппортунистами, примерно как мы считаем оппортунистами КРПФников, однако если считаешь кого-то оппортунистом, это не повод одобрять над ним зверскую расправу без суда и следствия. И вообще-то такие откровения говорят, что эти ярые левые вовсе не такие зайки, как о них порой заблуждаются, и фашистский террор вполне одобрять могут.

Впрочем, за рубежом многие антисоветские левые и не скрывали, что советский социализм был для них бОльшим злом в сравнении с европейским социальным капитализмом.

А вообще порой создаётся впечатление, что либеральные левые мыслят каждую страну, как некий субъект со своей волей, а социалистическую революцию чем-то вроде своего любимого секса (не секрет, что любимая революция либеральных левых — это революция сексуальная). Потому что только так их точка зрения становится хоть на что-то похожей: они видят в установлении социализма в стране, с которой до того воевали, нечто вроде недобровольного секса, вот и обрушивают свой гнев на «насильников». Во всяком случае в их понимании правильная революция должна быть похожа на свободный секс — строго добровольной, приятной и без последствий для участников. Во всяком случае без таких, за которые потом много лет придётся нести ответственность. А ответственности они не любят, будь то ответственность за воспитание детей, или за строительство социалистического государства. Их идеал — не октябрь 1917-ого, после которого надо социалистическое государство строить, а май 1968, когда повеселились и разошлись, оставив себе приятные воспоминания о празднике-карнавале.

Но понятно, что революцию делают не для развлечения и увеселения, а чтобы можно было начать социалистическое строительство, говорить же стране как о некоем субъекте с единой волей и вовсе не приходится. Конечно, такая риторика встречается у фашистов, но они просто всех несогласных с ними априори из нации исключают. В любой стране есть разные люди разных политических убеждений, есть как воинствующие сторонники буржуазного строя, есть и те, кто может перейти на сторону коммунистов или уже перешёл, и разумеется, коммунистам нельзя забывать, что для его товарищей-коммунистов сохранение буржуазного строя может означать в конечном итоге смертный приговор. Поэтому если у социалистического государства есть силы и возможности спасти коммунистов другой страны от террора и истребления, оно должно это сделать, не гнушаясь применения военной силы, и в своей стране ведя пропаганду так, чтобы это правильно принималось в общественном сознании, не давая захватывать культурную гегемонию псевдокоммунистическим чистоплюям. Борьба за социализм вполне может вестись и в форме войны за освобождение той или иной страны от капиталистического рабства, об этой поправке товарища Сталина нельзя забывать.