По поводу одной публикации в журнале «Диалог» 

От редакции сайта:

Эта информация не теряет своей актуальности, напротив, с каждым днем она становится все злободневнее

Ввиду прекращения в 2005  году выпуска журнала КПРФ «Диалог» прошу поместить первоначально предназначенные для него заметки в Вашем издании.

*   *   * 

Ричард Косолапов.

В связи с публикацией статьи В.М.Уралова и С.В.Христенко «Кто предал Сталина» (Диалог.2004.№4-5) считаю необходимым сделать следующие замечания.

Во-первых,  согласен с общим заключением авторов о том, что постановка вопроса о культе личности и дискредитации Сталина, начавшаяся вскоре после его кончины и санкционированная как общепартийная кампания через три года именем ХХ съезда КПСС, имела довольно широкую базу среди обуржуазившихся кадров в партии и в обществе.

Во-вторых, считаю справедливой постановку вопроса об ответственности (разумеется, разной степени тяжести) тех, кто «впервые активно или пассивно предали своего кумира», прежде всего членов Президиума ЦК: Г.М.Маленкова, В.М.Молотова, К.Е.Ворошилова, Н.А.Булганина, Л.М.Кагановича, Н.С.Хрущева, А.И.Микояна, М.З.Сабурова, М.Г.Первухина, М.А.Суслова, А.И.Кириченко (С.63). Во время моей единственной встречи с Молотовым в декабре 1977 года, когда зашел разговор о том, почему эти товарищи доверили пост первого секретаря ЦК Хрущеву, то есть приняли решение, непонятное коммунистам более молодых поколений, Вячеслав Михайлович отмахнулся заявлением: «Мы сами себя наказали…». По сути, он признал совершенную чудовищную ошибку. Признал как-то эгоистически, поскольку «мы сами себя» относилось скорее всего к группе из высшего руководства, объявленной Хрущевым в июне 1957 года «антипартийной», а не ко всему советскому народу, дезориентированному и пострадавшему ни за что. Таким оказался кругозор собеседника. А ведь из всех перечисленных деятелей Молотов, ныне почти не известный своими трудами, был человеком, наиболее подготовленным в теоретическом марксистском отношении.

Чего я не принимаю в статье Уралова-Христенко, так это приписывания мне утверждения, «что на ХХ съезде Сталина предал только Хрущев…» (С.60). Всякий, кто хотя бы мельком прикасался к партийной и государственной работе, скажет вам, что в ней таких «только» не бывает. Само собой разумеется, что заявлений о будто бы «одиночестве» Хрущева в деле предательства Сталина ваш покорный слуга никогда не делал и делать не мог.

«Даже в 2001 году, - пишут Уралов и Христенко, - Косолапов снова утверждает, что вопрос о «культе» был вытащен вне повестки дня, утвержденной ЦК и съездом, и что «антисталинский доклад состоялся… после официального закрытия съезда». Это утверждение полностью противоречит стенографическому отчету, изданному еще в 1956 году, с которым профессор Косолапов имел время и возможность ознакомиться» (С.61).

Я мог бы понять, если бы авторы стремились уязвить, уколоть, ущипнуть, «унасекомить» объект своей критики во имя истины, но они делают это в ущерб истине, и  данный факт вызывает у меня не обиду и желание отомстить, а только удивление…

Правдой в этом пассаже Уралова-Христенко является только то, что я, как и они, читал изданный стенографический отчет о ХХ съезде КПСС. Однако вопреки тому, что они пытаются доказывать, из этого отчета отнюдь не следует вывод об их правоте. Повестка дня съезда содержит только традиционные уставные вопросы, вопрос о «культе» в ней не обозначен (См. ХХ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет.Т.1.М.,1956.С.7). Соответствующая резолюция, правда, в отчете имеется (Т.2.С.402,498), но ни с мотивацией постановки вопроса на съезде, ни с текстом соответствующего доклада в течение 50-80-х годов (публикация в партийной печати имела место в «Известиях ЦК КПСС лишь в 1989 году (№3)) рядовой партиец, как правило, был не знаком.

Уралов и Христенко силятся опровергнуть слова Д.И.Чеснокова, что Хрущев «обманул ЦК», и приводят в обоснование своей точки зрения ксерокопии протоколов заседания Президиума и Пленума ЦК КПСС 13 февраля 1956 года. В резолюции Президиума ЦК помимо традиционного пункта об открытии Пленума впервые значится: «Вынести на Пленум ЦК предложение о том, что Президиум ЦК считает необходимым на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности». Докладчиком и по этому вопросу утверждается Хрущев. Судя по всему, резолюция принимается без подготовки, с ходу, самого же доклада о «культе» пока не имеется.

В тот же день на Пленуме вначале решается вопрос о регламенте съезда и отчетном докладе ЦК. «Регламент у нас утвержден, - говорит Хрущев (здесь и далее цитирую, не учитывая позднейшую правку стенограммы, - Р.К.)… - Есть еще один вопрос, о котором здесь нужно сказать». Отсюда вытекает, что этот «еще один вопрос» пока отсутствует в уже утвержденном регламенте и вносится на рассмотрение Пленума в первый раз.

«Президиум Центрального Комитета после неоднократного обмена мнениями и изучения обстановки и материалов после смерти товарища Сталина, - продолжает Хрущев, - чувствует и считает необходимым поставить на съезде Центрального Комитета (так в оригинале, два последних слова – очевидная оговорка. – Р.К.), на закрытом заседании (видимо, это будет в то время, когда будут обсуждены доклады и будет утверждение кандидатов в руководящие органы Центрального Комитета: членов ЦК, кандидатов и членов Ревизионной комиссии, когда гостей никого не будет) доклад от ЦК о культе личности» (Диалог. С.62).

«Самая, пожалуй, большая, трудноразоблачимая аппаратная хитрость, на которую пошел Хрущев, - говорил я об этом на XXXII съезде СКП-КПСС 21 июля 2001 года, - состояла в том, что антисталинский доклад «состоялся на другой день… после официального закрытия съезда (подчеркнуто мной. – Авт.), в обстановке полусекретной, когда уже ушли все иностранные гости, в том числе руководители братских коммунистических партий, и были приглашены сотрудники идеологических отделов ЦК КПСС» (Свидетельство И.С.Черноуцана…). К этому моменту были избраны новые ЦК и ЦРК. Иллюзию продолжения съезда создавало то, что доклад о «культе» произносился на утреннем заседании 25 февраля, а состав обоих руководящих органов счетная комиссия оглашала после перерыва. Но в этот день, поскольку голосование состоялось накануне, 24-го, зал являл собой пока что съезд и уже не съезд. Делегатские полномочия исчерпывались с появлением на свет другого Центрального Комитета и лишались постановляющей, партийно-законной силы. Если бы у самого Хрущева жестко спросили, докладом какого ЦК – прежнего или будущего – является то, что он изрекает, он, при всем своем нахрапе, наверняка бы смутился. Так и родилась… «висячая» резолюция, ущербная и с уставной, и с политической, и с моральной, и с научной точки зрения» (Сталин И.В.Соч.Т.17.С.650-651). Как видим, Хрущев реализовал свой трюк, замыслом о котором поделился с Пленумом, а Пленум не понял уловку. Доверчивых людей среди нас во все времена было хоть пруд пруди. Что тут говорить, когда жертвами обмана оказались не только члены ЦК 1956 года, но и авторы «Диалога» 2004-го.

Забавно, что строки в стенограмме «в то время… о культе личности» (См. выше абзац, начинающийся со слов: «Президиум Центрального Комитета…»),  в которых Хрущев излагает самую суть интриги, аккуратно вычеркнуты давно знакомым мне почерком. Это рука Г.Т.Шуйского, тогдашнего помощника Хрущева, опытнейшего аппаратчика (к сожалению, уже покойного), с которым мне лично довелось работать в 60-70-х годах в группе консультантов Отдела пропаганды ЦК. Так что, коллеги Уралов-Христенко, опасайтесь правленых стенограмм или, во всяком случае, старайтесь понять и то, в какую сторону они выправлены. Вы считаете, что мое «утверждение полностью противоречит стенографическому отчету» (Диалог.С.61), но ввиду изложенного оно и должно противоречить. Недоразумение стало возможным лишь потому, что вы не дали себе труда ни внимательно просмотреть этот отчет, ни как следует вникнуть в документ, который опубликовали.

Г.Т.Шуйский тщательно отредактировал и мотивацию вынесения темы «культа» на съезд. «Почему, товарищи? – вопрошает Хрущев (даю текст, как он записан стенографистками Григорьевой и Сабуровой до вмешательства Шуйского. – Р.К.). – Сейчас все видят, чувствуют и понимают, что мы не так ставим вопрос о культе личности, как он ставился в свое время, и это вызывает потребность получить объяснение, чем это вызывается. Мы, правда, объяснили, и достаточно веско объяснили, но нужно, чтобы делегаты съезда, которые были на съезде, чтобы они все-таки больше бы узнали бы и почувствовали, поняли бы больше, чем это мы сейчас делаем через печать. Иначе делегаты съезда будут чувствовать себя не совсем хозяевами в партии. Поэтому они должны для того, чтобы объяснить большой поворот, который произошел, иметь больше фактического материала. Я думаю, что члены Пленума с этим согласятся».

В зале раздаются голоса: «Правильно».

«Тогда все, - завершает Хрущев. – Мы сегодня обсудили доклад, готовим другой доклад (курсив мой. Отчетный доклад обсужден, доклада о «культе» еще нет. – Р.К.). На Президиуме мы условились, что доклад поручается сделать мне, первому секретарю ЦК. Не будет возражений?»

Голоса отвечают: «Нет» (С.62-63).

Замечу: даже на непосредственно предсъездовском Пленуме ЦК (съезд открывается завтра) Хрущев избегает оценочных суждений. Члены ЦК не знают, что им преподнесут на съезде. Отчетный доклад ЦК им представлен, «другого» доклада никто не видел, ибо задание на его подготовку будет дано только послезавтра, 15 февраля, на второй день работы съезда. Его написание Хрущев поручит Д.Т.Шепилову. Участники Пленума соглашаются с возбуждением вопроса о «культе» потому, что хотят «иметь больше фактического материала». Желание весьма понятное, хотя при этом ощущение себя «не совсем хозяевами в партии» должно было насторожить. Не случайно Шуйский вымарывает эти и другие неосторожные слова Хрущева. О том, что без подробного информирования ЦК и его согласия по существу рассмотрения вопроса вопрос этот нельзя было выносить на съезд, никто почему-то не вспоминает. А Уралов-Христенко не верят, что Хрущев обманул ЦК…

«Чтобы покончить с мифом о том, что Сталина предал только Хрущев (это не миф, а ветряная нелепица, уважаемые коллеги. – Р.К.), - вещают Уралов-Христенко, - приведем, насколько нам известно, впервые копии подлинных архивных документов». Далее следует снимок уже цитированного решения Президиума ЦК от 13 февраля об открытии Пленума и странное заключение: «Как видим, доклад (о «культе». – Р.К.) вовсе не был вынесен на съезд «самочинно», без коллективного обсуждения» (С.61). Как можно было обсуждать, да еще коллективно, доклад, который пока в чернильнице, мне не понятно. Человек, который этот доклад писал, Д.Т.Шепилов свидетельствовал, что «до съезда капитального обсуждения доклада не было» (Сталин И.В.Соч.Т.17.С.650). Насколько мне известно со слов участников событий, разговоры до того на данную тему в «верхах», естественно, велись, но они носили случайный, кулуарный, неофициальный характер. Коллективного обсуждения не было и на заседании съезда 25 февраля. Так что Уралов-Христенко либо написали не то, что хотели, либо пальнули в белый свет, как в копейку…

С мифами надо кончать. В этом отношении расхождений у нас с Ураловым-Христенко нет. Но их и не надо выдумывать. Я не забыл гнусный намек Уралова в газете «Ветеран» на то, будто бы издание мною томов 14-16 Сочинений Сталина (1997) может быть объяснено «связью» с… Фондом Сороса. Летом 2004 года вышел том 17, весной 2006-го – 18-й. Кто их «финансировал» – Березовский, Гусинский, Абрамович, Ходорковский, Кощей, черти с Лысой горы или бесы с берегов Потомака – для специфической фантазии Уралова (Сафонова) необъятный простор. Не давайте ей волю, Владимир Михайлович, и не пачкайте попутно имена Ваших доверчивых соавторов. Может быть, Вы этого не хотите, а брызги попадают и на память о Сталине. Ему и без Вас довольно Троцкого-Хрущева-Горбачева-Яковлева-Волкогонова, – имя им легион. Ничего, кроме сермяжной правды, здесь не требуется, тем более, что появилась возможность видеть подлинные документы. Только надо уметь их читать, памятуя при этом, что документы составляли тоже живые люди со своими мыслями и пристрастиями, вкусами и интересами, своими достоинствами и пороками, прозрениями и заблуждениями.